KKN: Деревня танцев. Ещё больше ужаса (2022)

Аю, Диан и Баджо приехали в Пенгасинан — деревню, где дождь пахнет гвоздикой, а по утрам над рисовыми полями стелется сизый туман. Аю снимает на старый фотоаппарат алтарь с подношениями: рассыпанный рис, смятые цветы гибискуса, пепел от благовоний. «Это не для туристов, — шепчет Диан, листая блокнот с записями о Джаранг Гуванг. — Говорят, танец завершают только мёртвые». Местный старик Маде, чинящий рыболовные сети у ручья, хрипит, не глядя на них: «После солнца — тишина. Или духи ваши кости соберут». Ночью Диан просыпается от скрипа бамбука — за окном мелькают тени, будто кто-то волочит мокрую ткань. Аю на рассвете находит в кустах обрывок саронга с вышитыми змеями, а Баджо смеётся: «Призраки? Да тут даже куры сонные!»

Баджо исчезает после того, как пьяным пляшет на грязи у ирригационной канавы, крича: «Пусть ваши духи попробуют догнать!» Утром Диан находит его сандалию с прилипшими муравьями и пятном, похожим на ржавчину. Женщина, стирающая бельё в реке, закрывает лицо ребёнку: «Они теперь в земле. И вы скоро тоже». Аю пробирается в хижину на краю леса — пол усыпан высохшими лепестками, а в сундуке под разбитым керосиновым фонарём лежит дневник Ни Маде, умершей жрицы. «Три голоса, три жертвы, — читает Диан дрожащими руками. — Иначе танец не закончится». Когда гаснет свеча, Аю видит в углу маску с выжженными глазами — её плечи вдруг холодеют, будто кто-то дышит в затылок. Диан тычет пальцем в фото алтаря: «Смотри, эти узлы… они на стенах здесь, как швы на коже». За окном глухо бьют в гонг — где-то далеко, хотя деревня спит.