Раньше, сейчас и потом (2022)

Ади, 27 лет, моторикша в переулках Мангга Джуа, Джакарта, каждое утро начинает с проверки масла в старом Honda Beat. «Опять цепь скрипит, как бабушкин сундук», — бормочет он, вытирая пот с шеи платком в горошек. Его соседка Сурти, студентка-архитектор, рисует эскизы на балконе, заваленном горшками с жасмином. «Эй, Ади! Подвезешь до кампуса? Денег нет, но могу дать пару уроков английского», — кричит она, смеясь. Вчерашний разговор с матерью о долгах за аренду квартиры преследует его: «Если не заплатим до Рамадана, хозяйка вышвырнет нас вместе с дедушкиным граммофоном».

В коробке со старыми фотографиями за телевизором Ади находит письмо 1948 года от прадеда-железнодорожника из Джокьякарты. Чернила выцвели, но фраза «рисовая мельница Сурабаи сожжена, мы копали колодец три дня» заставляет его задрожать. Сурти, роясь в архивах библиотеки, сталкивается с газетной вырезкой: «Бунт на фабрике каучука, 1975: тело рабочего так и не нашли». Её профессор, господин Виджая, неожиданно прерывает лекцию о бетонных фундаментах: «Вы знаете, что под этим зданием было кладбище проституток 20-х?». Когда Ади чинит разваливающийся шкаф в квартире Сурти, под половицей обнаруживают детский башмак с вышитыми инициалами «Р.К.» — через неделю её бабушка, обычно молчаливая, вдруг вспоминает, как в 1965-м прятала соседа-китайца в курятнике.