Святая Эвита (1 сезон)

Эва Мартинес ворочается на кухне кафе в Ла-Боке, протирая следы от чашек мате на столешнице. За окном — крики уличных торговцев, запах жареной говядины с *асадо*. Хавьер, её друг с детства из соседней фавелы, врывается, размахивая газетой: «Слушай, в районе Монсеррат треснула эта… бронзовая Мадонна. Говорят, из трещин сочилась какая-то красно-коричневая жижа — не то ржавчина, не то…». Эва молча достаёт из-под фартука потёртую фотографию: та же статуя стоит на фоне её старого дома, снесённого три года назад. «Бабушка всегда твердила: *Esas manos vacías algún día van a sangrar* — «Эти пустые руки когда-нибудь заплачут кровью»», — бормочет она, сминая край газеты.

Под театром Колон они находят лаз в канализацию — кирпичный тоннель с граффити 70-х: *«¿Dónde están?»*. Внизу — подземная часовня, где седой Рикардо, бывший смотритель, ковыряет штукатурку ножом: «Ваша бабка — та, что сожгла церковь в Сан-Тельмо? Она знала: статуя — ключ. Но сейчас её хотят те, кто платит за реставрацию». На следующий день Эва замечат у кафе чёрный седан с тонированными стёклами. Хавьер, чиня мопед в гараже, бросает гаечный ключ: «Если это мэр, ему нужно твоё *don* — дар. Помнишь, в 15 лет ты остановила ливень, когда мы прятались в коробке из-под холодильника?». В соборе Метрополитана Эва прикасается к трещине на статуе — пол дрожит, с потолка сыплется штукатурка. «Ты готова заменить её?» — кричит Хавьер, хватая её за руку. Она не отвечает, глядя, как трещины на мраморе складываются в лицо, похожее на её собственное.