Рождественская песнь (2018)

Эбенезер Скрудж, седой ростовщик с вечно поджатыми губами, коптит стенки конторы на Мэри-Энн-Лейн. Его пальцы, испачканные чернилами, лихорадочно пересчитывают шиллинги, пока Боб Крэтчит, подчинённый в заплатанном сюртуке, дрожит у камина с потухшими углями. «Закрой форточку, Крэтчит, — бросает Скрудж, не отрываясь от гроссбуха. — Сквозняк свечи задувает». Вечером, возвращаясь в особняк с облупившейся штукатуркой, он отмахивается от нищих: «Чтоб ваши подаяния горели в аду!» На лестнице, пахнущей сыростью и старым воском, его ждёт дверная ручка — вдруг оборачивается лицом Джейкоба Марли, бывшего компаньона. «Цепи, что я ковал при жизни, теперь тащу в вечность, — хрипит призрак, звеня кандалами. — Жди трёх духов… если успеешь».

Первый дух, похожий на уличный фонарь с детским лицом, тащит Скруджа через заснеженные поля в школу-интернат. Там мальчик Эбенезер, оставленный на Рождество, чертит единорогов на промёрзшем стекле. Потом — лавка Феззивига, где молодой клерк Скрудж танцует кадриль с Белль в платье цвета бургундского вина. «Смеёшься над моей бедностью?» — шипит он, когда дух исчезает. Второй дух, великан в плаще из остролиста, показывает хижину Крэтчитов: Боб варит пудинг на сальной свече, а хрупкий Тимми, укутанный в шарф, спрашивает: «Пап, ангелы тоже хворают?» Последний дух молча тычет костяным пальцем в заброшенную могилу — Скрудж, цепляясь за крапиву, читает на плите собственное имя. На рассвете он давится смехом, суёт полгинеи мальчишке-разносчику: «Купи самую жирную индейку у мясника в Хангмен-Элли!» В лавчонке, пропахшей корицей, заказывает грог для Боба, поправляет воротничок и стучит тростью в дверь Крэтчитов, снег хрустит под каблуками.