Я был, я есть, я буду (2019)

Лена Шульц, 27 лет, перебирает коробки в подвале берлинской хрущёвки после смерти бабушки. Под слоем пожелтевших фотографий Кёльна 80-х она находит конверт с билетом на поезд Берлин-Париж 1993 года и письмом на смеси немецкого и французского: *«Если вернёшься, спроси у Жерара про сиреневый чемодан. Он всё ещё у Мориа»*. На работе в городской библиотеке коллега-архивариус, тыча в штамп с адресом парижского антиквариата, хрипит: «Этот Мориа три года назад сгорел дотла. Искали контрабанду — нашли только куклу без глаза».

Пьер Леклерк, 34 года, моет бокалы в баре возле вокзала Монпарнас, когда к стойке садится мужчина в пальто с логотипом закрывшейся клиники. «Вы точно сын Изабель? — бормочет незнакомец, оставляя смятый чек с номером телефона. — Она платила нам, чтобы скрыть ваш… вариант рождения». В тот же вечер Пьер дёргает ручку старого радио в съёмной квартире, пока не ловит русскоязычную волну: женский голос перечисляет даты — *«12 мая 2001, 18 июня 2003…»* — совпадающие с его детскими госпитализациями. На полу валяется открытка от сестры-художницы: *«Почему ты вычеркнул маму из наследства?»* с кляксой вместо подписи.