Жрица и медведь (1 сезон)

В небольшой деревне у подножия горы Хиэй 23-летняя Аяко, дочь местного священника, каждое утро подметала каменные ступени храма, заросшие хвоей. Однажды, обнаружив в кустах пихты раненого бурого медведя со сломанной лапой, она прошептала: «Тихо, не дергайся», обматывая рану полосками от своего кимоно. Вечером, пряча ведро с вяленым лососем за амбаром, она спорила с отцом: «Если духи гор прислали его — мы не смеем прогонять», на что старик хрипло бурчал, разбирая сети: «К осени — уйдет. Или я позову охотников из Такаямы».

Через три недели, когда медведь начал таскать к храму убитых зайцев, а Аяко стала засыпать с комками шерсти в складках одежды, в деревне пропал мальчик-пастух. Толпа с факелами, возглавляемая дровосеком Рютаро, окружила святилище: «В пещере нашли окровавленный поясок — твой зверь душит людей!». Аяко, сжимая в руке медный колокольчик для ритуалов, перегородила вход в хлев: «Он не выйдет, пока я жива». Утром на склоне нашли следы двух медведей — маленький и большой, уходящие к перевалу. В опустевшем хлеву осталась лужица смолы и смятый лист бумаги с детским почерком: «Прости, я испугался и соврал».