И всё же пушки гремели (1974)

Представь: Франция, 1944-й. Эти бесконечные взрывы, от которых земля дрожит как в лихорадке. Пятеро наших парней — сержанты Джеймс с его вечной щетинкой усов и Слэйтер, что вечно бормочет молитвы, да рядовые Фрэнк, Джеффри и я, Энтони — отрезаны от своих после этой чертовой немецкой атаки. Ну как всегда: один миг — ты в строю, следующий — уже ползешь по грязи, пытаясь не выдать себя стуком каски о камни. А потом эта проклятая пещера. Казалось, удача — спрятались от фрицев, да? Ан нет. Грохот, камнепад — и вход завалило так, что хоть лопатой не копай. Темнота кромешная, воздух густой, как суп из консервов. Джеймс пытается шутить: «Теперь мы как те кроты, ребята», но голос дрожит — все ведь понимают. Слэйтер скребет камень обломком приклада, а у самого руки трясутся. Фрэнк, тот вообще молчит — рекорд уже третий час держит. И ведь знаем же — войне конец. Где-то там, за тоннами камня, наши идут вперёд. Канонада доносится, будто кто-то гигантским молотком бьёт по наковальне Европы. Но здесь, в этой каменной утробе, время словно застыло. Джеффри всё прикидывает, сколько у нас патронов — будто они сейчас важнее крох хлеба в моём вещмешке. А я? Я слушаю. Каждый шорох, каждый стук собственного сердца. То ли жду обвала, то ли надеюсь, что за следующим взрывом снаружи послышится русская речь... Самый страшный момент? Когда Фрэнк вдруг засмеялся. Сухо, надсадно. «Интересно, — говорит, — ордена дадут, если вылезем? Или посмертно?» Тишина после этих слов была гуще пещерного мрака. Даже Слэйтер перестал молиться.