Ниндзя (1962)

Знаешь, есть одна старая японская лента — про парня в чёрном, который в гору трупов лезет, словно по каменистому склону. Ну, тот самый Гоэмон, про которого легенды ходят. Не какой-то там супергерой с блестящим мечом, а из тех, кто ногтями в грязь вцепляется, чтобы выжить. Представь: эпоха, когда самураи рубят друг друга как капусту, а он — тенью скользит меж кланами, то ли разбойник, то ли последний романтик войны. Меня вот что цепляет — как в кадре даже тишина кричит. То ветер свистит в бамбуковых зарослях, то кровь капает на сухие листья… А этот Гоэмон — весь как сжатая пружина. То вдруг вспыхнет яростью, то замрёт, будто сам стал частью ночи. И ведь не поймёшь: он мстит за себя или за всех, кого эта война перемолола? Смешно, но иногда ловлю себя на мысли: а мы-то чем лучше? Тоже в своих соцсетях и офисах воюем, только мечи другие. Фильм-то старый, а чувства — как свежий порез. После него долго в потолок смотришь, будто пепел от сожжённых замков на язык попал. Это вам не голливудские блокбастеры с их блестяшками — тут жизнь настоящая, горькая, без прикрас. Как саке, от которого горло жжёт, но назад тянет снова и снова.