Лена Крапивина всегда мечтала о счастливой семье, но судьба раз за разом преподносила ей сюрпризы. Её очередной жених сбегает прямо из-под венца, оставляя Лене лишь горькое разочарование и вопрос: что же с ней не так? Подруга, пытаясь помочь, предлагает невероятную теорию — возможно, на Лене лежит проклятие. Скептически настроенная, но доведённая до отчаяния, Лена решает посетить гадалку. И
Вика, девятнадцатилетняя приезжая из Подольска, устроилась сиделкой к Тамаре Сергеевне — бывшей актрисе с согнутой спиной и резким голосом. Квартира на Арбате: потрескавшиеся лепные потолки, шкаф с флаконами советских духов, вечно запотевшее окно во двор-колодец. Каждое утро начиналось с перебранки из-за каши: «Опять комки, ты её мешала железной ложкой? Я же говорила — деревянной». Вика прятала
Сашка чинит «Таврию» в гараже за Оболонью, когда звонит Виктор. Тот присылает смс: *«Нужен водила. 500 долларов. Вечером у метро «Левобережная»»*. В квартире на 9-м этаже, где обои отслаиваются возле газовой плиты, мать Галина вытирает лавку тряпкой: «Опять с этими урками шастаешь? Хочешь, чтоб и тебя в дренажную канаву выкинули?» Сашка молча берет ключи от дедовского «Москвича», в бардачке —
Олег Коваль, 42 года, в синем жилете с пятном от машинного масла на рукаве, вытирал руки ветошью возле гаража на окраине Винницы. *"Движок чинить — 300 гривен, если запчасти свои принесёте"*, — буркнул он клиенту в чёрной «Ладе», который спорил о цене, тыкая пальцем в треснувший ремень ГРМ. Дома, в пятиэтажке возле рынка, жена Наталья разогревала вчерашний борщ, пока Олег считал
Сергей тащит Андрея через разбитый двор в Горловке, спотыкаясь о ржавые гильзы. Отец, Иван Степанович, задыхается в полуразрушенной хрущёвке — нужен ингалятор и антибиотики. Андрей, пахнущий краской из автосервиса, где работал до войны, находит в аптеке пустые коробки: «Тут ещё пачка анальгина…». Выстрелы со стороны рынка. Сергей, в рваном камуфляже, толкает брата за прилавок: «Не высовывайся,
Маруся, 12 лет, зарылась в старый мамин свитер с дыркой на локте. Походка отца — стук каблука о бетон — теперь только вибрация в полу. В подвале, куда они перебрались после взрыва, пахло сыростью и горелым сахаром. Бабушка Оксана ставила на ящик из-под патронов банку с тушёнкой: *«Съешь, пока крысы не учуяли»*. Девочка щупала горло, пыталась вытолкнуть звуки. В кармане — обгоревшая фотография:
Марьяна, студентка-историк из киевского общежития на Лукьяновке, нашла в архивах библиотеки имени Вернадского потрепанный дневник 1930-х годов с пометкой «Чернобыльские записи». На страницах — схемы странных приборов и упоминания «теней, что шепчут через стены». Через три дня в ее квартире на Оболони пропало электричество, а в углу ванной появилась влажная трещина, пахнущая медью. «Ты слышала?
Алиса, с розовыми прядями в волосах, разгружает поддоны с круассанами в кофейне на Крещатике. Её коллега Леся шутит про «ведьминские скидки» на эспрессо, пока та незаметно чинит сломанную кофемолку взмахом пальцев. На Оболони Марина роется в архиве университета Шевченко — её конспекты по казацким обрядам испещрены пометками «Тарас, проверь даты!» и зарисовками рун. София, затянутая в вышитый
Ольга, кинолог из Чернигова, переехала в Краков после развода, устроилась в приют для бездомных собак на улице Старовейской. Её клиентка Марта, польская пенсионерка в платке с выцветшими розами, притащила упрямого боксёра Бруно: «Он сожрал мои таблетки, а теперь рычит на почтальона». В подсобке приюта Ольга спорила с ветеринаром Яцеком — он настаивал усыпить старую таксу, которая неделями выла
Настя, 23 года, в застиранной форме официантки из кафе «Волна», замечает в толпе мужчину в кожаном пиджаке — тот самый, что искал ее парня Макса неделю назад. Она срывается с места, пробирается через рынок Приморского района Одессы, где в воздухе висит запах соленой рыбы и перезрелых дынь. Макс, спрятанный на заброшенном складе за портом, достает из рюкзака пачку стодолларовых купюр: *«Это не
Аня, шестнадцать лет, втискивает телефон в карман рваных джинс, пока бежит по школьному коридору после урока химии. Сообщение от матери: *«Срочно домой. Папа не вернулся»*. По дороге она обходит яму с ржавой арматурой у магазина «Рассвет», мимо плаката «Ищем добровольцев». Дома мать, облокотившись на холодильник с отклеенной морозилкой, листает квитанции. «Продадим его, чтобы собрать на гроб», —
Анна, с утра перебирая потрёпанные журналы в районной библиотеке Выборга, натыкается на вкладку в «Роман-газете» 1978 года — выцветшее письмо с адресом «Люба, ул. Ленина, 14». Её пальцы дрогнули: это почерк покойной бабушки. За окном грохочет автобус №5, который водит Сергей — он как всегда опоздал на маршрут из-за сломанного таймера в парке. «Опять маслом воняешь», — бросает Анна, когда он
Константин Шевченко, бывший следователь из Киева, находит в старой хрущёвке на Оболони потёртый блокнот с цифрами и фамилиями. В подъезде пахнет плесенью, а на лестнице валяются окурки «Примы». Он звонит напарнице Оксане: «Здесь не просто списки — даты совпадают с делами 98-го года. Проверь архив, кто из этих людей ещё жив». Пока она копается в папках с потёртыми уголками, Константин идёт в
В дождевом Киеве, возле Бессарабского рынка, Артем Никонов в мятом пиджаке толкал локтем Сергея Мазура: «Ты купил те самые счетчики? Без них — кранты подряду». Мазур, пережевывая семечки, кивнул на фуру с треснувшим фаркопом: «Там, под брезентом. Но Шевченко с райадминистрации опять тормозит — требует процент с доставки». За углом, в кафе «Лира», Никонов вытирал кофе с папки с документами,
Знаешь, бывают такие дела, от которых даже видавших виды ментов пробирает дрожь? Вот именно их почему-то всегда сваливают на Рыкова. Парень с виду обычный — ну, капитан, ну, в форме, но когда он начинает раскручивать эти чертовы головоломки... Будто включается какой-то внутренний детектор. Опыт? Да куча. Цинизм? Ещё тот, я тебе скажу. Но работает — раскрывает же! А вот с репутацией у него...
Знаешь, история эта — прямо как из жизни, только грустнее. Представь: Юле пятнадцать, и всё у нее нормально было, пока мама не погибла в аварии. Вот так, в один миг — и нет самого близкого человека. А вместо дома, запаха блинов по утрам и смеха — холодная квартира тети Тани, этой успешной хирургини. Ну, ты понимаешь тип: скальпель вместо души, график на холодильнике вместо семейных фото.