Лена Крапивина всегда мечтала о счастливой семье, но судьба раз за разом преподносила ей сюрпризы. Её очередной жених сбегает прямо из-под венца, оставляя Лене лишь горькое разочарование и вопрос: что же с ней не так? Подруга, пытаясь помочь, предлагает невероятную теорию — возможно, на Лене лежит проклятие. Скептически настроенная, но доведённая до отчаяния, Лена решает посетить гадалку. И
Оля, 16 лет, в джинсах с потёртыми коленями, прячет пачку сигарет «Кент» под подокзальным мусорным баком, пока мать Людмила в засаленном фартуке пересчитывает мелочь для автобуса. В их хрущёвке на окраине Винницы трещит радио — «Мелодии Украины» заглушают крики соседа-алкоголика. «Хватит с этими твоими рисунками! — царапает голос Людмила, разбивая яйцо в миску с тестом. — Вчера Светка из
В центре — Олена, 34 года, механик с засаленными руками и привычкой грызть карандаш при расчетах. Она ремонтирует старый баркас в Херсонском порту, брошенный отцом перед смертью. В трюме находит конверт с фотографиями: детские снимки её и незнакомого мальчика на фоне полуразрушенной мельницы в селе Благодатное. В соседнем кафе «Волна», где пахнет жареным луком и дошираком, её окликает Виктор —
Оксана, кассирша из супермаркета «Велмарт» на Оболони, находит брата Андрея спящим в ванной с зажатым в руке армейским жетоном. Он вернулся из-под Изюма три дня назад, но до сих пор не распаковал рюкзак с прожжённой по бокам тканью. «Ты ж сам говорил, там никого не осталось», — бросает она, разбирая банки с солеными огурцами на кухне. Андрей молча чинит старый «Днепр» в гараже, заваленном ящиками
В центре — следователь Олег Марченко, засыпанный папками в тесном кабинете киевской прокуратуры. На столе: кофе в пластиковом стакане с отпечатком помады (не его), распечатка смс-переписки между местным депутатом Василием Руденко и предпринимателем Игорем Ковалем. "Сколько раз повторять — я не заказывал эти поставки", — Руденко бросает зажигалку на стол во время допроса. Марченко
Марьяна, младший бухгалтер из киевской конторы, получает смс от брата: «Мать в больнице, 3-й этаж. Приезжай до пятницы». В автобусе «Киев-Яремче» она грызет леденцы «Душистый мед», чтобы не укачало. Тарас, ее старший брат, встречает на остановке в выцветшей куртке цвета хаки. «Дом рушится, крыша течет. Продавать надо», — говорит он, разбивая лопатой лед в колодце. В комнате, где умерла мать,
Оксана сидит в «Цимес» на Подоле, трет ладонью подтеки на стакане с облепиховым чаем. Марьян, с сигаретой за ухом, тычет в ее блокнот: «Опять про мать пишешь?» Она закрывает тетрадь с наклейкой «МНС» на обложке, переводит на его разбитую костяшку на мизинце — остаток после цеха в Броварах. «Она три дня звонит. Говорит, я холодильник не так закрываю, молоко киснет». Марьян фыркает, достает из
Оксана, сорока двух лет, в пятницу после смены на консервном заводе в Виннице застала дочь Машу за сбором рюкзака. На кухонном столе валялись распечатанные билеты на поезд до Киева — «ПТУХ» на 17:30. «Ты думала, я не замечу?» — Оксана смахнула крошки от сухарей в ладонь, оставив на столе след от влажной тряпки. Маша, не поднимая глаз, застегнула молоток на куртке: «Там общежитие и стипендия.
Лида, в роговых очках и потертом халате, выдавала пенсионерке пузырек с валерьянкой. Запах аптеки — спирт, пыль, дешевый парфюм клиенток — въелся в кожу. Через неделю ей предстоял отъезд в Польшу, но вечером на парковке у метро «Левобережная» она зацепила зеркалом такси Андрея. Водитель, 35 лет, в мяной рубашке, вылез из машины, почесывая щетину: «Ты ж как слепая котяра — справа же знак висит!» В
Оля, массажистка с белой тростью, живет в хрущевке возле метро «Левобережная». Каждое утро она нюхает пережаренный кофе из соседней турки — это сигнал, что пора на работу. В салоне на Подоле клиенты часто спрашивают: «Ты точно слепая? Руки, как рентген». Саша, скрипач-неудачник, в это время стоит возле «Золотых ворот», пилит «Мелодию дождя» на расстроенном инструменте. Оля слышит его через гул
Антон, 24 года, разгружает коробки с консервами в подсобке киевского супермаркета «Велмарт» на Оболони. Вечером, за чаем в хрущевке бабушки, находит затертую тетрадь с пометкой «ДС-2, 1981» меж старых фото. Соседка Ира, фармацевт из аптеки напротив, замечает в блокноте схемы тоннелей: «Это ж под тем сквером, где сейчас фонтан. Там раньше КГБшники в кожанках совались». На следующий день,
Оксана, в помятой кофте с выцветшим принтом «Киів — моя любов», ковыряла вилкой холодную вареники з картоплею на кухне хрущевки. За окном грохотала маршрутка №156, а в раковине капал кран — сосед снизу опять перекрывал воду. В ящике стола нашла конверт с фотографиями брата Андрея: он в оранжевой каске стоял у ворот завода «Прогресс», а на обороте — синие чернила — *«12.08, спитай у Ірини з
Василий, 68 лет, сторож заброшенной школы в Жмеринке, каждое утро пересчитывал ключи от кабинетов, заедая вчерашним борщом из термоса. В четверг, после того как сломался единственный автобус до райцентра, зашёл в ржавый гараж за домом, достал спрятанные под тряпьём сбережения: «Хватит на права. Иль на гроб», — пробормотал, вытирая ладони о промасленные штаны. В автошколе инструктор Ольга, бывшая
В индустриальном районе Днепра, за окнами облупленной больницы, хирург Андрей Ковальчук в пятнистой от кофе рубашке зажимал трубку телефона плечом, пока перевязывал ожог у сварщика. «Тамбовцев привезли с завода — двое без сознания, третий орет про «чортову трубу», — прошипела медсестра Люда, протирая спиртом треснувший столик. Андрей бросил взгляд на рентген-снимок с затемнением в легких: «Скажи
Оксана вытирала руки об фартук, глядя, как Андрей ковыряет отверткой в моторе старого «Запорожца». «Опять всю ночь пропил?» — бросила она, хлопая дверью сарая. Муж промолчал, только стукнул капотом. В селе уже неделю обсуждали, что землю за рекой хотят выкупить под стройку какого-то торгового центра. Вечером к ним зашел сосед Степан, принес банку домашней тушенки. «Ты ж понимаешь, Андрюха, если
Олег зажимал лупу в треснувшей оправе, разглядывая трещину в сапфире. В мастерской на Подоле пахло паяльной лампой и старыми деревянными ящиками, где десятилетиями хранились чешские инструменты. «Ти знов своє?» — Марина швырнула на стол папку с чертежами, задев чашку с остывшим кофе. Сын Андрей, не отрываясь от полировки браслета, буркнул: «Дядько Вова обіцяв вдвічі більше за канадські діаманти.