Оксана в форменной синей куртці з відломиною пуговицей на рукаві проштовхується крізь вагон. Вона має перевірити квитки до Львова, але старий Василь у четвертому купе знову розказав про свою доньку-економістку: «Вона в Польщі, на фабриці шиють. Ти не бачила її тут?» В проході солдат Андрій, що пахне перекислим самогоном, просить дозволу прикуріти біля тамбура: «Можна тут? А то конвой чекатиме на станції». Оксана киває, ховаючи в кишеню його смяту десятку — за те, щоб не вимагала квитка. На
В морге на окраине Киева Олег Семенович, патологоанатом с пятном кофе на халате, ворчит на новенькую Ирину, пока та роется в ящике с инструментами. «Где скальпель? Вчера клала сюда», — бормочет она, перекладывая пробирки. Олег щелкает пленку фотоаппарата: «Не ищи, возьми мой. И перчатки не забудь — вон у трупа в углу ноготь синий, гляди, заразу подхватишь». На столе — тело женщины в порванном платье из дешевого магазина, на шее следы от цепочки. «Драгоценности сняли, да?» — Ирина тычет пинцетом
В селе Подгорное Олег и его дочь Катя с утра грузят в «Запорожец» корзину с варениками, банку соленых огурцов и старую плед-самоделку. Двигатель чихает, Олег бьет кулаком по капоту: «Ще раз здохнеш — пішемо у металобрухт». Катя перекладывает чернику из жестяного бидона в целлофановый пакет — ягоды рассыпаются по грязи. «Ти завжди так, — ворчит отец, — нічого путнього не довершиш». В саду соседка Галина Ивановна машет через забор: «Дощ накропить, біжить з гори хмара!» На опушке у озера Катя
Андрей, бывший менеджер автосалона, копошился в кладовке своей киевской двушки на Оболони, разгребая коробки с Ольгиными вещами. Нашёл старую швабру с облезлой красной ручкой — подарок тёщи на новоселье. "Хрень какая-то", — пробормотал он, вытирая пыль с фотографии, где они с женой ещё смеялись на Карпатском перевале. Соседка Марьяна, в бигудях и растянутом халате, вломилась без стука: "Опять сухомятку грызёшь? На, борща с пампушками". Сунула кастрюлю в руки и тут же ушла,
Оля, тридцятирічна копірайтерка з Києва, приїжджає автобусом у село Глушківка — забрати речі з хати, яку залишила їй тітка Марія. У дворі її зустрічає Тимоха, вівчарка з подертим вухом, що вперто лізе обніматися, наче знав, що Оля вже мріє про шенгенську візу. У кімнатах пахне сирим деревом, шпалери відліплюються від стін, а під дошкатою підлогою Оля знаходить конверт із грошима та запискою: *"На новий дах. Не продавай Григорію"*. Сусід Василь, пенсіонер у вишитій сорочці, пояснює,
Олег застрял в пробке на Оболони, вспоминая, как Ира вчера швырнула половник в стену. «Хлеб же просила! Ты даже в магазине не можешь без смартфона стоять?» — её голос трещал, как старый холодильник в их хрущёвке. Он принёс вместо багета круассаны из франковской пекарни — «понты дороже мира», фыркнула она, но съела два, оставив крошки на столе с трещиной от прошлогодней ссоры. На Короленко, 15 Ирина нашла в кармане его куртки чек из цветочного. «Лилии? У меня же аллергия», — прошептала,
Оксана чинит протекающий кран в коммуналке на Оболони, когда звонит сестра из Чернигова: *«Снова одна? Уже двадцать семь, а ты в этом бараке с тараканами»*. В кафе «Верба», где она моет полы с 7 утра, появляется Андрей — водитель грузовика с запахом бензина на рубашке. Он заказывает кофе трижды за день, оставляет чаевые монетами. *«Тебе идёт зеленый фартук»,* — бормочет он, разглядывая трещину на её телефоне. По вечерам Оксана считает копейки в жестяной банке из-под печенья «Юбилейное», пряча
Оля, в розтертому светрі з капюшоном, розкладає хризантеми у кіоску біля метро «Лівобережна». Андрій, водій синьої Daewoo Lanos з подряпиною на дверці, щодня купує в’ялі троянди: «Три гривні, але краще візьми ті, що зліва – вони вчора приїхали». Він сміється, кладе на прилавок зім’яту п’ятигривневу купюру й забирає квіти без решти. По дорозі до таксі розсипає пелюстки на снігу, наче відмічає стежку. Після змін вона знаходить у кишені куртки записки: «19:00, міст Патона» або «Завези каву до
Даня, водитель трамвая №18 на Подоле, каждое утро заворачивает в целлофановый пакет бутерброд с салом и кофе из термоса. Дочь Маша, 14 лет, ворчит на крошки на диване: *«Пап, я же просила не есть в зале»*. Он молча вытирает ладонью обшарпанный подлокотник, глядя на её рюкзак с нашивкой «Химия — это боль». Вчерашняя ссора из-за пропущенного школьного концерта висит в воздухе, как запах пережаренного лука из соседской квартиры. После смены Даня застает в гараже Сергея, одноклассника, который
Марьяна, пятнадцать лет, нашла в рюкзаке Артема смятый билет на электричку до Дарницы. В их хрущевке на кухне, где обои с желтыми ромашками отслаиваются возле плиты, мать резала лук и бурчала: "Ты его последней видела. Где он тупит?" На балконе, заваленном старыми лыжами, девушка разглядела на карте маркерные линии — Артем обвел заброшенный тоннель под старым заводом. В три ночи, пока сосед за стеной кашлял, она вылезла через оккошко в ванной, прихватив фонарик с треснутым стеклом.
Ольга, медсестра из района Оболонь, обнаружила младенца в картонной коробке у мусоропровода своего дома на улице Маршала Тимошенко. Ребенок был завернут в розовое одеяло с вышитыми ромашками, рядом лежала полупустая бутылка смеси. Соседка Нина, выходящая вынести объедки, фыркнула: «Опять цыгане оставили, не лезь — сами заберут». Ольга, не слушая, забрала девочку в однокомнатную квартиру, где на балконе сушились бинты, а на кухне кис запах картофельного супа. В участке на проспекте Правды
В ателье "Златокроя" на улице Сагайдачного Оксана чинит подол бархатного платья клиентки, пока дочь Аня с наушниками в ушах раскладывает лоскуты по коробкам. «Опять в этом свитере ходишь? Сними, нитки пристают», — бросает Оксана, выдергивая провод из телефона девочки. Аня морщится: «Не трогай! Мне через час к Сашке в ТРЦ». Вечером за чаем с вишнёвым вареньем Оксана находит в кармане куртки Ани пачку сигарет «Вирджиния» и чек из ночного клуба — 850 гривен за коктейли. На съёмной
Маруся, 12 лет, зарылась в старый мамин свитер с дыркой на локте. Походка отца — стук каблука о бетон — теперь только вибрация в полу. В подвале, куда они перебрались после взрыва, пахло сыростью и горелым сахаром. Бабушка Оксана ставила на ящик из-под патронов банку с тушёнкой: *«Съешь, пока крысы не учуяли»*. Девочка щупала горло, пыталась вытолкнуть звуки. В кармане — обгоревшая фотография: мать в синем платье на качелях во дворе школы №17. Собака, черная, с белым ухом, тащила за собой
Марина, в потёртом фартуке с пятном от свёклы, каждый вторник натирала паркет в трёхкомнатной квартире на Липках. Хозяйка, Ольга Николаевна, в халате от «Зингер», тыкала каблуком в трещину между плитками на кухне: «Ты *опять* соду вместо чистящего использовала? У Игоря аллергия». В холодильнике стояли банки с маринованными опятами — их привозила свекровь Ольги из Житомира, но Марине запрещали их открывать. Когда Сережа, пятилетний сын, размазывал манную кашу по столу, Марина вытирала всё
Андрей, 14 лет, и его сестра Оля, 12, топчутся возле полуразрушенного дома в селе под Житомиром. Каждое утро начинается с керосинки: кипятят воду для чая, крошат в миску сухари. Андрей таскает из реки плотву — жарит на ржавой сковороде, ворча, что Оля опять забыла соль. Она собирает в мешок зверобой и ромашку, тайком нюхает душистые пучки. *«В аптеке дадут хоть сто тысяч купонов, если не сгниют»,* — бормочет она, пряча мешок под кровать. По вечерам брат чинит старый велосипед, сестра рисует на
В спальном районе Перми, затянутом ноябрьской слякотью, Лиза Шубина втискивается в переполненную маршрутку. Её рюкзак с отслоившимся дном давит на колени, пахнет мокрым пенопластом и дешёвой туалетной водой от соседки. Дома мать, не отрываясь от монитора с бухгалтерскими сводками, бросает через плечо: «Опять в том своём подвале торчишь? Мусор вынести забыла». Лиза молча закусывает губу, разглядывая трещину на обоях в форме карты Австралии — след от её брошенного стакана в прошлом месяце. Завтра
Макс, в засаленном комбинезоне с автосервиса «Восток», прячет конверт с деньгами под сиденьем своей разбитой «Таврии». Накануне Гроза, местный «решала» с золотым зубом, бросил ему в лицо: *«Или ребёнка заберешь из роддома к утру, или твою Лизу найдут в речке»*. Лиза, с облупившимся лаком на ногтях, ждала его у подъезда хрущёвки, курила «Приму» и не смотрела в глаза: *«Ты же не тупой, Макс. Они тебя кинут»*. В три часа ночи он пролез через окно в подсобку роддома — пахло хлоркой и кашей из
Анна копалась в бабушкиной комоде на Садовой улице, 14, выгребая пачки старых квитанций и потрепанный альбом с выцветшими фото. Под слоем льняных салфеток нащупала коробку из-под папирос «Беломор» — внутри рассыпались конверты с шершавыми штампами «1942». В первом письме дрожащий почерк: *«Катя, сегодня отстояли очередь за хлебом. 125 грамм. На Петроградской взорвали трамвай…»* Соседка Марфа Ивановна, заглянувшая с пирогами, хрипло бросила: «Твой дед, Семён Игнатьевич, после войны в Тулу забрал
Оксана вытирала руки об фартук, глядя, как Андрей ковыряет отверткой в моторе старого «Запорожца». «Опять всю ночь пропил?» — бросила она, хлопая дверью сарая. Муж промолчал, только стукнул капотом. В селе уже неделю обсуждали, что землю за рекой хотят выкупить под стройку какого-то торгового центра. Вечером к ним зашел сосед Степан, принес банку домашней тушенки. «Ты ж понимаешь, Андрюха, если не подпишем — дорогу новую не проведут. Дети как в школу ходить будут?» — говорил он, разливая
Наталья, хирург из Киева, возвращается в родной провинциальный городок после развода. Её сын Андрей, 14 лет, таскает коробки с книгами в бабушкин дом — обои в мелкий цветочек, треснувшая теплица во дворе. "Здесь даже интернет еле ловит", — бормочет он, пиная ржавую банку у забора. В районной больнице, где теперь работает Наталья, очередь у кабинета: пенсионерка с давлением, подросток со сломанной рукой. Медсестра Галя, в синем халате, шепчет: "В палате №3 новый — Слава, 16 лет.
Ольга, учительница младших классов из провинциального Житомира, каждое утро заворачивала бутерброды в газету и поправляла потёртый ремень на пальто. На рынке возле ларька с вязаными носками она столкнулась с Андреем — он держал в руках чертежи старой водонапорной башни и спрашивал дорогу к гостинице «Свитязь». «Вы ж киевлянин?» — улыбнулась она, заметив его мягкое «г» в слове «спасибо». Он оказался архитектором, приехавшим реставрировать заброшенную синагогу XIX века. Вечером, пока Ольга
Знаешь, есть такой хирург — Владимир Першин. Реальный гений, коллеги его Моцартом прозвали — не просто так. Ну, ты ж понимаешь: когда человек так виртуозно скальпелем владеет, тут и сравнения с великим композитором сами напрашиваются. А ещё он, говорят, под Моцарта оперирует! Не под рок, не под попсу — скрипки, флейты, всё такое. Говорят, мама его с детства приучила — вот и привык. Представляешь: в операционной тишина, а из динамиков льётся «Лакримоза»... Жуть, конечно, но, наверное, его это
Представьте, в одном городе живут две закадычные подружки — Варя и Вика. Дружат еще с тех времен, когда на уроках вместо смсок писали бумажные записки. Их папы, кстати, те самые учителя-легенды: один формулы вдалбливал, другой заставлял Пушкина учить наизусть. Ну вы поняли, математика и литература — классический микс для семейных ужинов с спорами про интегралы и метафоры. А теперь про самих девчонок. Варя — это вообще огонь! Гримерка с талантом превращать соседку Катю в голливудскую диву. То на
Канадцы аж вздрогнули – в тихом пригороде Оттавы нашли тело какого-то важного чиновника из налогового ведомства. Васыль Сушко, кажется, фамилия? Ну тот, что пару лет назад раскрыл громкую аферу с международными мошенниками. И вот результат – заказали бедолагу, как в плохом боевике. А единственный, кто выжил – его сын Эндрю. Парень, между прочим, только-только из финансового колледжа вылез – представляете, каково ему? Вместо диплома получил пулю на похоронах. Копы, конечно, быстро сообразили: