Мохамед Мамдух

Карим, 23 года, чинит проколотую покрышку в семейной мастерской возле рынка Хан эль-Халили. Его сестра Аиша, в потёртом хиджабе с узором из жёлтых цветов, приносит ему лепёшку с фасолью: *«Мама сказала, если не поешь — сама притащит тебя за ухо»*. Отец, Ахмед, лежит в комнате с отслоившейся штукатуркой, кашляет в подушку — деньги на лекарства закончились неделю назад. Карим крадёт ключи от
В Каире, на рынке Эль-Халиль, Абу Саддам торгуется за медный чайник с продавцом в замызганной феске. **"Сто фунтов, и ни пиастра больше!"** — хрипит он, потирая шрам на запястье. Продавец смеется: **"Твой бюджет — как погода в пустыне. То пусто, то ничего"**. Саддам отворачивается, замечая на стене объявление о сносе их квартала. Дома, в комнатке с треснувшим вентилятором,
Каир, район Баб-эль-Вазір. Карим, 27 лет, разгружает ящики с финиками у лавки дяди Махмуда, пока наушники царапают трек хип-хопа с арабским битом. В кармане — смятая записка: «Ищи фреску с жуком-скарабеем у мечети Султана Хасана». На обед — фул медамес из пластикового контейнера, но прерывает звонок сестры Лейлы: «Они опять приходили. Забрали папины часы…» За кадром — гул вертолёта над Нилом,
Юсуф, худощавый паренек с потрескавшимся фотоаппаратом «Зенит», копался в ларьке старьевщика на рынке Хан-эль-Халили. Мехмет, хозяин лавки, хрипел: *«За этот амулет с глазом Гора — пятьдесят фунтов, ни пиастра меньше»*. В кармане Юсуфа лежали лишь три мятые купюры, но когда он прикоснулся к холодному металлу, в ушах зазвучал шепот на языке, которого не понимал. Амира, его сестра, ворчала за чаем
Амир, парень с шрамом на левой руке от детской аварии в переулках Каира, копается в развалинах возле Гизы. Его сестра Надия, студентка-археолог, находит глиняный амулет с иероглифами, похожими на паутину. «Смотри, тут даты совпадают с теми свитками из библиотеки», — бормочет она, протирая пыль тряпкой. Амир щурится: «Похоже на карту. Вот этот символ — район Порт-Саида». В тот же вечер у них в