Изабель Кайя

Марк Дука, бывший химик из Монреаля, разбирая коробки в подвале отцовского дома на улице Сен-Лоран, находит папку с пометкой *E-117*. Внутри — фотографии швейцарской лаборатории 80-х, письмо на немецком от некоего Эмиля Штайнера и пузырёк с крошечными таблетками. «*Отец зря доверял этим людям*», — бормочет он, разглядывая подпись под чертежом установки для синтеза цианида. В кафе *La Brume*, за столиком с треснувшей мраморной столешницей, Марк показывает находку подруге Лине, медсестре из
Люк, бывший таможенник с обветренным лицом, сидел в баре на окраине Церматта, втирая пальцами пятно от вина на столешнице. За окном гудел холодный ветер, а на экране его телефона мерцала фотография мужчины в черной куртке — Марк Бернар, владелец полузаброшенного отеля в Альпах. «Ты уверена, что это он?» — спросил Люк, передавая телефон официантке Элен. Она провела пальцем по экрану, увеличив шрам над бровью: «Вчера он заказал два бокала пива. Говорил с кем-то по-французски о «грузе с юга». В
Саша, 17 лет, моет посуду в кафе на Rue du Mont-Blanc в Женеве. Ее друг Люк, рыжий парень в рваной куртке, приносит старый фотоаппарат Zenit: «Твоя мать могла остаться в Париже. Вот адрес из письма — 14-й округ, улица Леопольд-Робер». В кармане у Саши лежит компас с гравировкой «H. Vogel» — подарок отца перед смертью. По вечерам она перебирает открытки с видами Шопронского леса, где мать рисовала дубы до отъезда во Францию. В Париже Люк снимает комнату над пекарней, где пахнет жженым миндалем.
Лена, 19 лет, вязала шерстяные носки на кухне съемной квартиры в Берне, пока ее брат Юрг, 23 года, разбирал старые коробки с родительскими часами. «Ты опять забыл купить сыр для фондю», — бросила она, указывая спицей на пустую полку холодильника. Он, не отрываясь от пожелтевших фотографий Зигенталеров — их деда в военной форме 1940-х, — пробормотал: «Завтра поеду на рынок у Бундесхауса, возьму аппенцеллер». На улице Крамгассе, где они жили, уже лег первый снег, засыпая трамвайные рельсы. По
Лена Шмидт, младший физик из Цюрихского института, заметила скачки в данных гравитационных сенсоров — показания напоминали кардиограмму в приступе. В её лаборатории, заваленной распечатками с уравнениями и пустыми чашками от кофе с миндальным сиропом, трещала рация: «Лен, у тебя опять конденсаторы плавятся?» — это Марк Вайлер, инженер с пятого этажа, чинил спектрометр. «Не мешай, тут показания скачут… — она тыкала в экран, где пульсировала красная кривая. — Смотри, в районе Линденхофа — 1,7g