Тарик Пабучджуоглу

Лейла, 22 года, таскает подносы с *симит* в семейной пекарне в Кадыкёе. У неё потрескавшиеся кроссовки, запах дрожжей въелся в кожу. Отец, Ахмет, кашляет в подсобке: «Заказы в офис на Таксим отвезешь, дочка?» На Галатском мосту она сталкивается с Эмиром — парень в засаленной куртке чинит рыбацкие сети, бросает окурки в Босфор. «Опять сбежала от папиных пирожков?» — усмехается он, доставая из кармана смятый конверт. Внутри — фотография его умершего отца и долговая расписка с печатью ростовщика
Лейла, 23 года, работает в антикварной лавке в старом районе Стамбула, разбирает коробки с потрепанными книгами и разбитой керамикой. В ящике с турецкими монетами XVIII века находит серебряное ожерелье с треснувшим сердоликом. На шее — холод, внезапная мигрень. Вспышка: женщина в парчовом платье бросает тот же кулон в колодец во дворе мечети. Лейла проверяет архивные записи лавки — в потрепанной тетради 1954 года чьи-то каракули: «Сунна не простит нас, если мы откроем врата». На обороте — адрес
В старом квартале Бурсы семнадцатилетний Эмир тайком чинит сломанный ткацкий станок в мастерской отца, пока тот пьёт кофе с соседями. Запах оливкового масла смешивается с пылью от деревянных шестерёнок. Внезапно в дверях появляется Лейла, дочь торговца коврами, с царапиной на щеке — она убежала от сватов, предлагавших выдать её за кузнеца из Анкары. *«Если ты не примешь мой чертёж, Осман-ага снесёт эту мастерскую к следующей луне»,* — бросает она, разворачивая на верстаке схему подземного
Эмир приезжает в приморский городок после десяти лет отсутствия — чемодан с биркой *İstanbul Havalimanı*, потёртый блокнот в кожаном переплёте. В чайхане «Акдениз» дядя Хюсрев, вытирая стаканы полотенцем с выцветшим гербом Галатасарая, бубнит: *"Emir, senin gibi İstanbul'da kaybolmak kolay… Burada her taş seni tanıyor"*. На рыбном рынке, где пахнет льдом и чешуёй, девушка в зелёном платке — Лейла, дочь соседа — режет кальмаров, бросает Эмиру: *"Annem hâlê senin reçelleri
Гюльпери, худенькая девчонка с обветренными руками, каждое утро таскает воду из колодца в квартале Балат. Её отец, Ахмет-ага, проиграл в нарды последний меджидие, и теперь она стирает бельё в особняке Османа-бея на холме Нишанташи. В кухне, пропахшей кофе и кардамоном, служанка Фатьма шепчет: «Смотри, как Лейла-ханым пялится — опять её шаль испачкала пеплом?» Гюльпери скребёт медный поднос куском кирпича, пока сын хозяина, Джемаль, не сталкивает её в коридоре: «Слепая? Не видишь, где стоишь?»
Знаешь, есть такие истории, которые как старый дом — с трещинами, запахом пыли, но в них столько жизни... Вот представь: маленький поселок у моря, девяностые. Когда-то семья Арифоуллары была тут чуть ли не королями, а теперь от их величия осталась только дышащая на ладан оливковая фабрика. Даже смешно: вроде держатся за эти развалины, как будто машина времени — потянешь рычаг, и вернётся блеск прошлого. Дед Ариф — тот ещё тип! Восемьдесят пять, а характер — огонь. Бросил всё года назад, теперь