Апрельский Берлин 1945 года становится ареной последнего акта трагедии, разворачивающейся в подземных глубинах, где элита нацистского режима прячется от наступающих советских войск. В этих холодных бетонных стенах царит атмосфера безысходности и страха, ведь их лидер, все более погружающийся в безумие, отказывается признать неизбежность поражения. В этом мрачном убежище, где каждый день может
Электризующая и неотразимая, она всегда была в центре внимания. Её обаяние и талант сводили с ума миллионы фанатов, но мало кто знал, какой ценой ей это давалось. В то время как её голос звучал с каждого экрана, она мечтала о простой человеческой радости - быть собой. В один судьбоносный день, когда она стояла на вершине своей карьеры, мир вокруг неё вдруг начал трещать по швам. Внутренний кризис
В самом сердце разрушенного Берлина, где каждый уголок пропитан отчаянием и страхом, разворачивается история одной женщины, чье имя остается неизвестным, но чья сила духа и решимость оставляют неизгладимый след. Когда война подходит к своему кровавому финалу, город превращается в арену хаоса и беззакония. Жители, оставшиеся в руинах, сталкиваются с невыносимыми испытаниями, среди которых женщины
В 1938 году Йеттель и её пятилетняя дочь Регина, спасаясь от ужасающих событий в Германии, оказываются в далёкой и экзотической Кении, где их с нетерпением ждёт муж и отец Вальтер. Вынужденные оставить позади привычную жизнь, семья сталкивается с необходимостью адаптироваться к суровым условиям на отдалённой ферме. Вальтер, бывший юрист, вынужден освоить азы сельского хозяйства, а Йеттель,
В Гданьске начала 80-х Давид Вайзер, худой мальчик в потёртой куртке, разговаривает с ящерицами и заставляет камни парить над землёй. После того, как на школьном дворе он оживил мёртвого кролика, одноклассники — Элька с рыжими косичками, заикающийся Пётр и вечно голодный Марек — тайком следуют за ним на заброшенный завод. «Ты как святой, только… странный», — говорит Элька, когда Давид в
В Мюнхене, в пивной «У Ганса» на углу Людвигштрассе, Лени Браун, студентка-программистка с татуировкой шахматного коня на запястье, случайно подслушала разговор двух мужчин в кожаных куртках. Один, с акцентом из Берлина, сказал: «До матча осталось три дня. Если Рихтер не снимет ставку, вентиляционные шахты станут могилами». Ее сосед по столу, Томас Кларк, британец с рваным шрамом на подбородке,
Лия Коэн, дочь владельца пекарни на улице Бёрнхайм во Франкфурте, каждое утро раскладывала корзины с халой и маковыми рогаликами. Ее столкнул с тротуара Йонас Брауэр, немецкий механик, спешивший в гараж отца — мастерскую с запахом солярки и старыми Opel на подъемниках. «Ты раздавил мои бублики!» — крикнула Лия, поднимая рассыпанный мак с асфальта. Йонас, поправляя заляпанный маслом шарф,
Лука, повар из Милана, каждое утро покупал корицу у слепой торговки на площади Сан-Бабила. «Сегодня опоздал на двадцать минут — булочки подгорят», — бурчал он, разминая тесто для панеттоне, пока в кафе «Даль 1923» включали неаполитанские пластинки. В соседнем зале студентка Клара рылась в рюкзаке: «Вы не видели мою закладку с Данте?» — «В духовке, — отмахнулся Лука. — Испеклась между коржами».
Лена Шульц возвращается в Берлин спустя восемь лет, бросив работу в дрезденской библиотеке. На вокзале Шпандау её встречает Томас Браун, друг детства, с потрёпанным чемоданом в руке. «Эрика видели в старом районе возле Шпрее, перед тем как он пропал», — бросает Томас, зажигая сигарету. В съёмной квартире на третьем этаже, пахнущей плесенью и жареными колбасками, Лена находит братаны записи: схемы
Представляешь, четыре года назад король прибрал к рукам всех взрослых из деревни — мол, налоги не платят, пусть отрабатывают. А что осталось? Дети, старики да гнетущая бедность. Еле-еле выживают, едва ли не траву жуют. И ведь не унимаются — опять этот сборщик налогов нагрянул, грозит последние тряпки отобрать. Старики аж поседели сильнее: "Давайте, мол, мальчишек к королю пошлем, пусть
Представьте Берлин 1943-го: гул сирен вместо птиц, пепел вместо снега. А где-то меж развалин Фелис — обычная мать четверых детей — варит картофельный суп и штопает старые рубашки. Знаете, как это бывает? Жизнь как прокрученный миллион раз патефон: будильник, школа, мартиролог из «спасибо» да «мам, а где носки?». А потом бац! Врывается она — эта чертовка в лисьем манто, с губами, как кинжалы, и