Воплощение силы духа и таланта, она покорила сердца миллионов, оставив незабываемый след в музыкальной истории. Ее жизнь, подобно драматическому роману, полна неожиданных поворотов и испытаний, которые могли бы сломить любого, но не ее. На пике славы, когда ее голос звучал на самых престижных сценах, судьба преподнесла ей жестокое испытание — ужасная автокатастрофа, которая поставила под угрозу не только карьеру, но и жизнь. Врачи не давали утешительных прогнозов, но в своем внутреннем мире она
Оля, в выцветшем синем фартуке и с красным платком на голове, пересчитывала ящики с картошкой на киевском рынке «Журавка». Возле прилавка остановился потрёпанный ЗИЛ с прицепом — из кабины вылез Андрей, в засаленной куртке и кепке с отслоившимся козырьком. «Сколько за мешок?» — спросил он, разминая плечо со шрамом от осколка. Оля, не поднимая глаз: «Двести. Бери три — скину пятьдесят». Он молча начал грузить ящики, роняя комья грязи с ботинок на асфальт. Когда попытался заговорить о дожде, она
Оксана, с облупившимся лаком на ногтях, разбирает коробки в гостиной бабушкиного дома под Херсоном. На подоконнике — аквариум с золотой рыбкой, которую та упорно называет «мой майор» из-за красного плавника. В соседней комнате Марк, парень в застиранной футболке с принтом «Rammstein», чинит розетку, искрящуюся при каждом включении чайника. «Ти ж електрик, чи не так?» — бросает Оксана, перебирая старые письма от отца, пропавшего в 2014-м. Бабуля Лида, сгорбленная у печки, шепчет: «Не викидай
Оля, десятилетняя девочка с облупленными наклейками на рюкзаке, живет с отцом Семеном в хрущевке возле троллейбусного парка. Отец, водитель маршрутки №214, после смены пахнет махоркой и соляркой. За неделю до Нового года Оля слышит у киоска «Рассвет» разговор подростков: «Дед Мороз — это чтоб малышня не орала. Твой папаша в прошлом году костюм у дяди Васи брал». Вечером она ставит перед Семеном пустую тарелку от оливье: «Сказали, ты в прошлом году подарки под елку клал. Правда?» Отец мнется,
Иван та Петро, два брати з села Підлипці, кожного літа міняють рибачку на мотузки й пастки. Їхня ціль — Степан Кайдаш, сусід, який нічним часом викопує їхню картоплю з городу. «Сьогодні впіймаємо, як ту жабу в криниці», — шепоче Петро, закріплюючи силосну яму під грушею. Кайдаш з’являється о третій: у кашкеті, з лопатою через плече, але замість грядок йде до комори, де Іван сховав бочку з самогоном. Зсередини чути брязкіт бляшаного відра — пастка спрацювала. На ранок брати знаходять порожню
Катерина, 23 года, работает в киевской кофейне на Подоле. Каждое утро она едет на синей ветке метро до Контрактовой площади, считая трещины в плитке перехода. В кармане — потрепанный блокнот с адресами: ищет младшего брата Мишку, который исчез после призыва в 2014-м. Вечером, в общежитии на Оболони, соседка Оля, парикмахерша, спрашивает: *«Опять в военкомат звонила? Тебе бы в СБУ стучаться, а не эспрессо латте мутить»*. Катя молчит, вытирая пенку с рукава форменного фартука — пятно похоже на
Лиля, 17 лет, в рваном красном платке, прячет пачку сигарет «Прима» под юбку, пока мать Стефания разводит карты на кухне с треснувшим линолеумом. "Снова с тем парнем из городского увиделась?" — шипит отец Николай, чиня телегу во дворе, где куры копаются в ржавом ведре. Девчонка молчит, прижимает к груди потрёпанный блокнот со стихами про электрички. Вечером у колодца её ждёт Андрей, сын механизатора, в засаленной куртке с запахом солярки: "Уедем завтра. У меня дядька в Черновцах
Алина, пятнадцать лет, в рваных кроссовках, прячет дневник с двойкой по алгебре под кровать в хрущёвке. Её сестра Таня, двадцать три, в засаленной куртке с завода шин, ругается с матерью на кухне: «Ты даже не заметила, что я три дня суп не ела?» В холодильнике — банка солёных огурцов и пустая пачка масла. После школы Алина срывает плакат с поп-группой со стены, обматывает им лицо и убегает через балкон — её ждёт парень с мопедом у гаража, где пахнет бензином и крашеными волосами. Таня находит в
Игорь Михеев, стоматолог из киевской районной поликлиники, каждое утро заезжал в подъезд пятиэтажки на Оболони — его кабинет ютился на первом этаже, между аптекой и продуктовым ларьком. Жена Оля упрекала: «Ты что, за бесплатно им зубы лечишь? Соседи третий месяц за ремонт не платят». В кресле у Игоря чаще оказывались пенсионеры с полисами и школьники с сосульками вместо денег. Вечерами он чинил старенький «Днепр» во дворе, пока соседский мальчик Витька подкидывал в бак ржавые гайки — «Дядь
Оксана, в засаленном фартуке с надписью «Кафе Василий», вытирала стойку, когда Алексей ворвался внутрь, споткнувшись о порог. Его портфель шлёпнулся на пол, рассыпав бумаги с печатями «КиевГазСтрой». Она протянула ему чашку с трещиной: «Без сахара, правильно?» Он кивнул, поправляя галстук, и вдруг локтем задел стакан — коричневое пятно поползло по договору аренды. «Извините, я…» — «Не беда, — перебила она, доставая тряпку. — У нас тут каждый второй клиент воду проливает, третий — документы». За
Оксана, сварщица из села под Черниговом, нашла в бабушкином чердаке старый сундук с вышитыми рушниками и письмами на пожелтевшей бумаге. В одном из конвертов — фото мужчины в военной форме, похожего на ее давно пропавшего деда. Бабушка Мария, перебирая льняные нити, буркнула: *«Ткала не для продажи, а для памяти. Тут каждый стежок — чья-то боль»*. На фабрике, где Оксана ремонтировала ворота, она встретила Андрея, историка-архивиста, который искал документы о расстрелянных в 1937-м. Вместе они
Вот есть у нас в поселковой полиции сержант Мария Комиссарова — ну, это что-то! Знаете, как это обычно бывает в маленьких городках? Все друг друга знают, дела тихие… Ан нет! Машка — это отдельная история. Ну, во-первых, она не просто «сержант» — мастер спорта по восточным единоборствам, между прочим. Представляете, как преступнички наши вздрогнут, когда эта хрупкая с виду девчонка запросто может уложить здорового мужика? А еще и мозги у нее работают, как швейцарские часы — без шуток! И ладно бы
Вот, представляешь, гонял как-то Лешка с пацанами по ночному городу — ветер в лицо, адреналин зашкаливает. И тут бац: из-за поворота выскакивает девчонка... Тормознули в последний момент, но всё равно — хруст, крик. Алькой звали, позже узнал. Ребята в шоке, скорую набрали, а сами — айда смываться. Сердце колотилось, будто из груди выпрыгнет, но страх сесть пересилил. Сбежали, как последние трусы. А потом, спустя месяцы, встречает он её в парке. Та самая Алька, только теперь — с тростью, взгляд