Артём Глушко, сорок два года, геолог-любитель, каждое утро обходит заброшенный карьер под Нижним Тагилом. В рюкзаке — молоток, лупа, бутерброды с салом в газете. 12 июня, в день рождения покойной матери, находит в расщелине плоский камень с бордовыми прожилками — похоже на застывшую кровь. «Ты чего, как крот, в земле копаешься?» — кричит сосед Валера, проезжая на ржавом «Урале» мимо. Артём прячет
Лакшми, девочка лет двенадцати в потёртом сари цвета куркумы, ищет старшего брата Раджа, пропавшего после конфликта с хозяином чайной плантации под Дарджилингом. Она тайком пробирается в порт Мармаганвы, где грузчики в засаленных рубахах перешёптываются о "красных тюльпанах" — коде контрабандистов, перевозящих рабочих на тайные стройки в Бомбее. В лавке специй старик с татуировкой
Джейк, пятнадцатилетний парень с потертым рюкзаком, находит на чердаке дедовского дома коробку с игрушками: солдатики в рваной форме, кукла с треснувшей головой, робот без ноги. Вместе с Лизой, соседкой в кожаной куртке и с мопедом «Хонда», они включают старый радиоприемник, случайно активируя механизм. «Тут пахнет горелым пластиком», — бормочет Джек, пока робот внезапно не выстреливает искрами,
Анна, 28 лет, пекарь в крошечной кондитерской на Басманной, каждое утро замешивает тесто под вой миксера и матерки коллеги-бармена. Максим, 32, таксист с потертым «Логаном», заскакивает к ней перед сменой за кофе — третий месяц подряд берет капучино и круассан с вишней. «С корицей брать будете?» — спросила вчера Анна, пряча дрожжевые пятна на фартуке. Он засмеялся, протянул мокрую от дождя
Лайла Грейс, ветеринар из Уайт-Пайн, штат Монтана, нашла тело подростка у подножия каньона Сорвиголова. В кармане джинсов — записка с координатами и инициалами *Т.Х.*, которые совпали с шерифом Томом Харлоу. Она позвонила ему, пока пила кофе из треснувшей кружки с надписью *"Лучший папа"* — подарок дочери, которая теперь жила с бывшей женой в Денвере. «Труп в овраге за старым мостом», —
Сергей Попов, инженер-радиотехник из Нижнего Новгорода, копался в подвале хрущёвки, разбирая коробки с отцовскими инструментами. Нашёл старый передатчик 80-х — позеленевшие провода, треснувший корпус. «Эту рухлядь ещё починить можно?» — спросил он у соседки Марьи Ивановны, которая спускала ему с третьего этажа кастрюлю щей. «Твой батя через эту штуку песни глушил, — хрипло засмеялась она. — А ты
Джейкоб Рейнс, 32 года, снимает дешевую квартиру в Бруклине над автомастерской. Каждое утро он заваривает растворимый кофе с корицей, пока перебирает контакты из блокнота с потрепанными уголками. В четверг у зеркала в ванной, заклеенном фотобумагой, он проявляет снимки для газеты *Metro Pulse*: трущобы за пиццерией на 7-й авеню, лицо бездомного с татуировкой «Линда-1987» на шее. «Ты снова проспал
Кирилл Трепалов, худой парень в потёртой куртке с капюшоном, рылся в кустах у детской площадки возле дома на проспекте Славы. Нашёл старый кнопочный телефон Nokia, заляпанный грязью. Включил — на экране мигнуло сообщение: *"58.987, 30.321. Забери своё"*. Лера Кошелькова, соседка с пятого этажа, в розовых кроссовках и с пакетом из «Магнита», толкнула его локтем: «Чё завис? Опять мусор
Минджон поправляла заколку в волосах, пока Суджон раскладывала на низком столике чашки для *соллипа*. «Если старый Ли спросит про песню с двойным смыслом, сделай вид, что не поняла, — прошептала Суджон, поправляя синий шелковый пояс сестры. — В прошлый раз он чуть не разбил вазу, когда ты засмеялась». За окном цокали копыта по брусчатке, а Минджон считала трещины на стене — тринадцать, как в
Луи, хозяин закусочной *«У горчичного облака»* на окраине Квебека, обнаружил, что последняя партия фрикаделек исчезла из морозильника. Его племянница Марни, в зеленом фартуке с пятнами соуса, тыкала пальцем в дырявую упаковку: «Дядя, тут даже крысы не причём — следы ведут к пристани». На кухне пахло пережаренным маслом и гвоздикой, а плита трещала, как старый радиоприёмник. Луи достал из кармана
Анна зацепилась сумкой за ручку тележки у рыбного прилавка, рассыпав по полу банки с солеными огурцами. Сергей, вытирая руки о застиранный халат ветеринара, поднял одну — этикетка «Бочкаревские, 2016» — и протянул молча. Она узнала его по шраму над бровью, оставшемуся после той аварии на тракте. «Спасибо», — пробормотала, замечая, как он напрягся, услышав польский акцент в ее речи. В кармане у
Люка, пятнадцать, в ржавой куртке с капюшоном, ковыряет паяльником плату в подсобке парижского антикафе *Le Cerveau*. За соседним столом Элоиза, в очках с треснувшей линзой, гуглит на ноутбуке схемы гидравлики. «Ты уверен, что этот мотор выдержит давление?» — бросает она, не отрываясь от экрана. Люка молча подсовывает ей калькулятор с графиком: красная линия взлетает к 300 psi. За окном дождь
