Марина выгружает чемодан с потёртыми наклейками «Киев-Львов» у дома с облупленными синими ставнями. Отец, Николай, встречает её молча, пальцы в краске от масляных холстов в мастерской. «Ты зачем вернулась? Тут тебе не галереи модные», — бросает он, разглядывая её розовые волосы. На рынке Оксана, в фартуке с пятнами от свёклы, шепчет за прилавком: «Твой Андрей теперь с Соней из шиномонтажа крутит.
Лина, 17 лет, мотается между школой и закусочной Joe’s Diner в Бруклине, где разливает кофе с 6 утра. В кармане рваной джинсовой куртки — смятая записка от учительницы: *«Пропустила три теста. Консультация обязательна»*. Дома, в квартире с обоями в мелких цветах, мать Мэгги валяется на диване с бутылкой дешевого вина. «Ты опять забыла сигареты?» — хрипит та, тыча пальцем в пустой холодильник.
Мин-джун, 23-летний аниматор с гиперчувствительностью кожи, носит перчатки даже летом. Он рисует комиксы в крошечной студии над вьетнамским кафе в районе Хондэ, где воздух пахнет лемонграссом и жареным тофу. Однажды он роняет тушь на стол, когда в дверь врезается Сохэ — курьерка в рваных кедах, которая развозит лапшу быстрого приготовления. «Черт, ты что, не видишь знак «осторожно, дверь»?» —
Ли Вэй, учитель математики в провинциальной школе на окраине Чэнду, каждое утро аккуратно складывал учебники в потёртый кожаный портфель, пока Сяо Мэй, его жена, жарила во фритюре *ютяо*. «Не забудь купить лампочку для коридора — опять перегорела», — бросала она, вытирая руки о фартук с пятном от соевого соуса. По вечерам они гуляли вдоль канала, где старик-рыбак в соломенной шляпе вечно торчал с
Мартин Грэйвс, бывший строитель с артритом в правом колене, обнаруживает в подвале своего таунхауса в Доклендс папку с чертежами 1970-х. Там — схема подземных тоннелей под фабрикой его покойного отца. Он звонит сестре Эллен, которая работает в химчистке на Брик-лейн: «Тут такое… Папка с гвоздями ржавыми. Думал, крысы грызут пол, а это план какой-то». Эллен приезжает с термосом холодного чая,
Глеб приезжает в Питер после отчисления из московского вуза. На вокзале его встречает сестра Лиза в потрёпанной куртке «Адидас»: «Отец умер. Мать с Виктором теперь живут в особняке на Петроградке». В комнате детства пахнет сыростью, на подоконнике — пустые банки из-под растворимого кофе. За ужином дядя хлопает Глеба по плечу: «Брось философию — иди на мой завод. Семью кормить надо». Ночью Глеб
В пустой квартире на улице Гран-Виа Кармен, медсестра с красными от следов маски щеками, трижды протирает телефон спиртом перед звонком. "Мама, когда ты приедешь?" — дочь Алисия тыкается лицом в экран, за ней мелькает муж Карлос, разогревающий паэлью в микроволновке. "Через четырнадцать дней, точно", — Кармен роняет пакет с грязной формой на пол, замечает трещину в окне от
Лия, с рыжими волосами, перевязанными в растрепанный пучок, копается в гараже отца, пытаясь найти старые краски. В углу валяется сломанная гитара с наклейкой «Рок против скуки» — подарок младшей сестры Эммы на пятнадцатилетие. «Черт, тут даже веревки для белья завалялись», — бормочет она, вытаскивая коробку с детскими рисунками. На кухне Эмма, в оверсайз-свитере с оленями, жарит бекон, ворча:
Максим и Ира, студенты из Киева, нашли коробку с царскими монетами в гараже деда на Оболони. В комнате пахло ржавой трубой и жареным луком, а за окном гудел трамвай №18. «Тут полторы тысячи баксов минимум, — Максим стряхнул паутину с червонца 1909 года, — давай через OLX сольём». Ира щелкнула зажигалкой: «А если это ворованное?». Через три дня они тряслись в маршрутке до Троещины, где покупатель
Марк, бывший программист с тремором в пальцах от переизбытка энергетиков, каждую субботу садится на автобус №14 до клиники на окраине Ванкувера. В холле с выцветшими шторами он сталкивается с Линой, которая прячет за потёртым блокнотом эскизы чёрных крыльев. «Опять проигрался в покер?» — бросает она, не отрываясь от штриховки. Доктор Эллис, в мятом халате с пятном от кофе, начинает сессию с
Карла, с сигаретой в зубах, везёт Лусио в школу на видавшем виды велосипеде, пока тот ворчит: *«Опять забыла мою форму для физры — училка опять орёт»*. Они сворачивают в переулок за пекарней *La Panadera*, где София уже разгружает коробки с тканью для своей мастерской. Её приёмная дочь Алисия, обмотанная в обрезки бархата, кричит из окна: *«Мама, собака съела мою куклу!»* — *«Сначала вынь вилку
Лена, владелица крошечной кошерной лавки на Ораниенбургерштрассе, каждое утро вытирала пыль с банок солёных огурцов, ворча на Ахмета, чей кебабный киоск загораживал её вывеску. «Ты хоть раз видел, чтобы мои клиенты путали мацу с шаурмой?» — кричала она, тыча пальцем в треснувшее стекло витрины. Ахмет, разгружая ящики с бараниной, бросал через плечо: «Может, твои раввины попробуют *дёнер* —
