Анна бродит по киевскому Подолу, заходит в их старый двор на Нижнеюрковской, где Максим когда-то рисовал граффити с желтым медведем. Треск трамвая №18, запах жареных семечек от лотка у моста — всё как тогда, но его следы холодные. В магазине «Ромашка», где они воровали мармелад, тетя Люда за прилавком хрипит: «Твой парень спрашивал про тебя в прошлом месяце. Купил две банки тушёнки и три пакета
Оля, массажистка с белой тростью, живет в хрущевке возле метро «Левобережная». Каждое утро она нюхает пережаренный кофе из соседней турки — это сигнал, что пора на работу. В салоне на Подоле клиенты часто спрашивают: «Ты точно слепая? Руки, как рентген». Саша, скрипач-неудачник, в это время стоит возле «Золотых ворот», пилит «Мелодию дождя» на расстроенном инструменте. Оля слышит его через гул
Оливия ковыряла вилкой остывшую картошку, пока Томас, её младший брат, пытался приклеить оторванную лапу плюшевому коту. Их мать, Софи, разбирала пачки с розами в углу кухни, пахнущей воском и вчерашним супом. "Снова опоздаешь на урок рисования", — бросил отец, Жан, пряча в портфель стопку тетрадей с кривыми буквами. На лестнице Оливия столкнулась с мадам Лефевр, соседкой с третьего
В деревушке у подножия гор Цинлун старый художник Чэнь Делун чинил потрескавшуюся кисть из бамбука, когда его внучка Сяолинь нашла в сундуке с заплесневелыми свитками странный рисунок — карту с отметкой ущелья Лунси. "Дедушка, это где папа пропал?" — спросила она, проводя пальцем по пятнам туши. Чэнь, хмурясь, вытер руки о запачканный охрой фартук: "Завтра на рассвете собери мешки.
Кейтлин О’Нил, 17 лет, нашла потрескавшийся каменный амулет в развалинах замка Карриган, пока пасла овец. Ее старший брат, Финн, работавший на местной рыбацкой лодке, сразу выругался: «Выбрось эту дрянь — тут каждый камень пропитан старыми проклятиями». Но она спрятала артефакт в карман потрепанной куртки. К ночи в их доме на окраине деревни Балликро заскрипели половицы, а из подвала послышалось
Лиам Кертис, инженер-электронщик из Сиэтла, разбирая партию старых Motorola Razr в гараже, заваленном паяльниками и перегоревшими платами, натыкается на чип с логотипом «Nexus-7». В соседней лаборатории Университета Британской Колумбии Карла Мендоса, нейробиолог в растянутом свитере с пятном от кофе, замечает аномалии в ЭЭГ пациентов — идентичные пики в теменной доле. «Это не случайность, —
Николай, почтальон из села Граничное, каждое утро засовывает в сумку пачку писем, два яблока и кусок чёрного хлеба. Его велосипед скрипит на разбитой дороге возле полуразрушенной школы, где местные прячутся во время обстрелов. Возле колодца старуха Марфа перебирает чётки и бормочет: «Опять пенсию задержали?» — «Не штурмуйте, тётя, — Николай достаёт конверт с потрёпанными уголками. — Вот, из
Ли Чен, студент-энтомолог из провинции Хэнань, обнаруживает в развалинах храма Шаолинь медный амулет с резными жуками. В тот же вечер его комната в общежитии наполняется шевелящимися тенями — муравьи строят башню из крошек печенья на столе, а тараканы выстраиваются в иероглиф «пробудись». Он звонит соседке Сяо Мэй, продавщице из чайной лавки «Золотой шелкопряд»: «Ты видишь это? Они... реагируют
Горенг просыпается на 48-м уровне камеры с цементными стенами, пахнущими плесенью и хлоркой. На запястье — татуировка «48», рядом хрипит седой Тримагаси, доставая из кармана затухшую сигарету: «Если будешь есть в первую ночь, сокамерник сожрёт тебя. Держи нож под подушкой». Каждое утро скрип металлического стола, спускающегося сверху, — сигнал драки за объедки: полусъеденный бургер, банка
Хуан Моралес, мясник с обрубленным пальцем, каждое утро зачищал кровостоки на полу цеха. Его сестра Кармен, в резиновых сапогах с подтеками желчи, перебрасывала кишки в чан для отходов. Начальник смены, Рамон, ворчал: «К семи тушам не готов даже конвейер – опять штрафы». В раздевалке Мигель, новичок, спорил с ветеринаром Луисом о гное в лимфоузлах коровы №47: «Мне за нее не заплатят, если ты
Марина, в потёртой кожанке и с чемоданом на колёсиках, приезжает в городишко, где на вокзале краска облупливается с лавочек. Настя, в школьной форме с выцветшими бантами, встречает её молча — только щёлкает жвачкой. «Почему не звонила?» — бросает она, подбирая с земли обёртку от конфеты. Дома — запах сырости и лекарств: мать, Валентина Семёновна, лежит под одеялом с вышитыми петухами. На столе —
Юки, сгорбившись над смартфоном в тесной кухне, тыкает в калькулятор. "Такуми, в этом месяце снова минус 3000 иен. Свет могут отключить через три дня". Такуми, развалившись на засаленном диване, тянет руку к розетке, куда вставлена самодельная перемычка из скрепок: "Эй, может, протянем провод от старика с третьего этажа? Он все равно не заметит". За окном дождь стучит по
