В полуразрушенной больнице под Рязанью Марк, коренастый мужчина в кожаном жилете, раскидывал карты Таро на ржавой койке. «Тут не тело искать надо, а душу», — буркнул он, подбирая с пола карту «Повешенный», пока оператор наступил на треснувший шприц. В это время Лиза, с маятником в форме волчьего клыка, шарила фонариком по подвалу частного дома в Ленобласти. «Он ошибся, — прошипела в камеру, —
В гримерке пахнет лаком для волос и жареным кофе из автомата. Игорь Кистол, втиснувшись между стойками с костюмами, поправляет наполеоновский парик — через час ему изображать Николая Баскова в клипе «Шарманка». «Ты брови выше подними, а то на Григоровича смажешь», — кричит гримерша Лена, закручивая в бигуди волосы участницы Саши Спилберг. За дверью слышен хриплый голос Нагиева: «Четвертый дубль,
Игорь Семёнов, сантехник из ЖЭКа, нашёл потрёпанную кожаную маску в коробке с хламом на рынке «Рассвет» у старухи Марфы. Та цыкнула: *«Бери, если руки не дрожат, а то у соседа Васьки со второго этажа волосы после неё вылезли»*. Дома, в ванной с облезлым кафелем, Игорь примерил маску — лицо стало чужим, морщинистым, с шрамом через бровь. На кухне, хватая пельмени из миски, он услышал голос жены
Бен, худой парень в очках с потрескавшейся оправой, пересчитывал выручку после закрытия кафе на углу 5-й авеню. Джилл, рыжеволосая официантка с татуировкой совы на запястье, нервно теребила край фартука, испачканный корицей. "Опять переплатила на три доллара, — щелкнул калькулятором Бен, — Вчера клиент ушел с лишней десяткой". Джилл потупилась: "С цифрами я всегда как со сварным
Минхо, 27 лет, каждую ночь тушит горящие лампы в морозильной витрине круглосуточного магазина возле станции Синчхон. Витрина гудит, как старый холодильник его матери. На смене он записывает на обрывках кассовых чеков: «купить новые шнурки», «позвонить сестре», «не забыть выкинуть просроченные кимбапы». В 3:14 заходит Дживон — рыжие волосы в комках акриловой краски, пальцы в синих пятнах. Берет
Оуэн, татуировщик с дрожащими от абстиненции руками, колдует над эскизом дракона в своей мастерской на окраине Лос-Анджелеса. Стены салона заляпаны чернилами, в углу валяется гитара с обрывком струны. Его друг Крис, в армейской куртке и с шрамом через бровь, вбрасывает в дверь пакет с обезболивающими: *"Твой клиент из банды «Змеи» ждет скидку. Или хочешь, чтобы они мне ноги сломали?"*
Артём, слесарь с завода «Красный луч», каждое утро просыпался в одну и ту же минуту — 5:47. В комнате пахло гарью, хотя печь в углу давно не топили. Во сне он видел двор своего детства в Нижнем Тагиле: сломанные качели, лужи с радужными разводами, окно четвертого этажа, из которого вырывалось пламя. «Опять котельную чинить будешь?» — спрашивала соседка Марина, встречая его на лестнице с пакетом
Минхо, водитель с доставки *KimchiExpress*, заметил первый труп возле парка Ёыйдо — старик в рваном костюме лежал лицом в луже, шея вывернута под неестественным углом. «Опьянение или инсульт», — подумал он, снимая на телефон с треснувшим экраном, пока диспетчер орала в наушниках: «Клиент 34-B жалуется, что банчанук два часа в тепле!» Через три квартала грузовик Минхо заблокировала толпа: офисные
Антон, электрик с облупленными ногтями, нашел в тоннеле метро «Проспект Мира» ржавый медальон с трещиной в форме молнии. В тот же вечер, пока он ковырялся в щите на кухне хрущевки, свет моргнул, и на экране старого «Самсунга» замелькали кадры бомбежки Берлина-45. «Ты опять с этими проводами напортачил?» — Лиза, его соседка-студентка, швырнула в него подушкой с кофейными пятнами. Медальон
Лера, 17 лет, моет полы в «Кофейне на Ленина» в Екатеринбурге. Её мать Светлана, фармацевт с утренней сменой, оставляет на холодильнике записки: *«Сдачу от хлеба положи в банку, свет не гаси»*. Телефон Леры треснул ещё в марте — экран светится синими полосами, когда приходит смс от одноклассников: *«Ты вообще на выпускной придёшь? Мы без тебя квест организуем»*. После работы она забирает
Чонгук поправляет черный напульсник, пока техник в синей робе настраивает его микрофон. За кулисами Юнги, в мятом худи с капюшоном, тычет пальцем в планшет: «Здесь бас должен перекрыть вокал, понимаешь?» — бормочет он звуковику, который кивает, не отрываясь от экрана. Со сцены доносится гул — первые зрители заполняют трибуны стадиона у залива, ветер тянет за собой обрывки криков на корейском.
Анна и Дмитрий переехали в деревянный дом под Нижним Новгородом с дочерью Лизой. В прихожей пахло сыростью, а в углу гостиной треснувшее окно заклеили скотчем. Лиза, ковыряя крошащиеся обои, нашла за шкафом потрепанный блокнот: *«13 октября 1982. Снова слышу шаги в подполе. Не пускайте их внутрь, даже если будут стучать. Особенно ночью»*. Дмитрий, чиня розетку, усмехнулся: «Старухины бредни. Тут
