Ли Сяо каждое утро заваривает жасминовый чай в крошечной квартире над пекарней на улице Цинхай. Его соседка, Мэйлин, стучит в дверь в 7:15 — приносит свежие булочки с красной фасолью. «Опять не спал?» — бросает она, замечая мятую рубашку и стопки эскизов на столе. Он ворчит, что дедлайн в архитектурной фирме на Цзинъань-роуд не оставляет выбора, но прячет улыбку, когда она ставит на подоконник
Чэнь Сяо, часовщик с желтым пластиковым стаканчиком от лапши в руке, коптил лампой над столом, разбирая карманные часы 1927 года. На стене мастерской в шанхайском *Лунтан-аллее* висели три календаря: отрывной с пандой, электронный с мигающим временем и самодельный, где дочь Ли Вэнь красной ручкой обвела 18 октября — крайний срок сноса квартала. «Бабушка Линь опять принесла свой будильник, —
Сюй Сюй, молодой следователь с привычкой теребить манжеты рубашки, постоянно сталкивается с медлительной ассистенткой Сюй И Бай. Их офис в старом здании полицейского участка пахнет плесенью, а кондиционер гудит, как пчелиный рой. «Ты опять застряла в анализе вместо того, чтобы действовать?» — бросает он, разглядывая карту с отметками преступлений. Она, не отрываясь от микроскопа, отвечает: «Без
В провинции Юньнань, 17-летняя Сяо Линь каждое утро торгует на рынке специями, пока её мать, Вэй Цин, ругается с поставщиком риса. «Линь, ты опять забыла купить соевый соус?» — кричит Вэй, поправляя грязный фартук. Девушка прячет под прилавком потрёпанный блокнот с набросками горных духов — с детства она видит тени среди тумана, окутывающего деревню Лунцюань. Единственный, кто верит её историям,
Ли Вэй, шеф с обгоревшим краем фартука, копался в ящиках на рынке Чэнду. Его пальцы, в шрамах от масляных брызг, щупали сморщенные перцы хуньцюо. «Слишком сухие, — бросил он продавцу, указывая на трещины на кожице. — В прошлом году брал за 30 юаней, а сейчас 50?» За спиной грохотали тележки с имбирём, запах ферментированного соевого соуса щекотал ноздри. Ли Вэй знал: без этих перцев его тушёная
В горной деревушке Шуйань 17-летний Линь чинит сломанную ножку стула в мастерской отца, когда замечает, что его младшая сестра Сяофэн не вернулась с поиска хвороста. За окном — следы волчьих лап на подтаявшем снегу. В сундуке под кроватью он находит старый свиток с картой, где отмечена пещера «Ледяного кольца»: *«Там, где река спит под коркой льда, найдешь ответы, если не побоишься их услышать»*,
Зорик, младший из трёх дракончиков с потёртой чешуей на хвосте, нашёл в кустах у мельницы обрывок карты с меткой «Горящие пещеры». Тинка, его сестра, всегда носившая на шее колбу с малиновым сиропом, тут же выхватила бумагу: «Папка же говорил — там спрятаны крылья предков. Помнишь, как он исчез? Не просто так!» Грим, старший, молча копался в рюкзаке, вытащил компас с треснувшим стеклом и бросил:
Лёха выбежал из избы, не застегнув куртку. Отец крикнул со двора: «Сети проверил? Кружок-то подо льдом видать?» Подросток махнул рукой, будто не слышал, и рванул к реке — там Витька с Соней уже катали ржавую кастрюлю по первому льду. Сапоги скользили по лужам, покрытым хрустальной коркой. У мостков Лёха присел, ткнул палкой в мутный ледок. «Тонковато», — подумал, но все равно шагнул, услышав, как
Эмилия Розье, младшая дочь разорившегося винодела, приезжает в родовой замок Шато-де-Люмьер в Провансе после смерти тети-графини. В спальне с обоями цвета запекшейся крови она находит письма 1873 года: тетя переписывалась с местным аптекарем о «беспокойных снах» и «шорохах в восточном крыле». Садовник Луи, перекапывая ржавый колодец, рассказывает: «Вчера видел ее — белую, как мел, шла вдоль стены
Линь Фэй, психолог с привычкой теребить потёртый медный брелок в кармане пиджака, сидел в своём кабинете на 14-м этаже офиса в районе Цзянбэй. На столе — стопка дел с пометкой «Срочно», чашка остывшего кофе из автомата в холле и фотография девушки в оранжевом платье, исчезнувшей пять лет назад. Он анализировал записи допроса подозреваемого в краже музейных артефактов: *«Вы говорите, что были в
Ли Сяо, корявый кузнец из деревни у реки Хуаншуй, чинил сломанный плуг, когда в мастерскую ворвалась Мэй Лань в доспехах, заляпанных глиной. «Меч, который режет облака, — выковать за три дня», — бросила она, швырнув на стол мешочек с серебряными монетами. Он усмехнулся, поправив кожаный фартук: «Для облаков хватит и серпа». Пока она спала в углу на мешках с углём, он ковал клинок, добавляя в
Ваньжу вышла с вокзала Чэнду, смяв в ладони билет до Лицзяна. Запах жареного тофу и крики разносчиков чая смешались с гудками автобусов. В кармане у нее лежала потрепанная записка от тети Мэйлин: *«Спроси в чайной «Золотой бамбук» про Хэ Сяохуна — тот знает, где твой отец»*. У дверей забегаловки старик в выцветшей куртке чинил велосипед. «Хэ? Давно свалил в Шэньнунцзя, — хрипло бросил он, вытирая