Олег застрял в пробке на Оболони, вспоминая, как Ира вчера швырнула половник в стену. «Хлеб же просила! Ты даже в магазине не можешь без смартфона стоять?» — её голос трещал, как старый холодильник в их хрущёвке. Он принёс вместо багета круассаны из франковской пекарни — «понты дороже мира», фыркнула она, но съела два, оставив крошки на столе с трещиной от прошлогодней ссоры. На Короленко, 15
Оксана, 27 лет, каждое утро протирает столики в маленьком кафе возле вокзала в Черновцах. Её мать, Людмила Степановна, постоянно звонит: «Ты опять в той дыре работаешь? Вон, Танька из 45-й квартиры в Польшу уехала, квартиру купила». Оксана молча смотрит на треснувший экран телефона, пока кофемашина шипит за спиной. По вечерам она рисует в тетрадке эскизы платьев, которые прячет под кроватью —
Надя, 12 лет, протирала пыль с подоконника в корпусе интерната, когда увидела объявление о конкурсе талантов. В кармане её вылинявшей пижамы лежали нитки, украденные из кабинета трудов — ими она сшивала лепестки ромашек к старой занавеске. "Опять цветы клеишь? — хрипло засмеялся Витька из 5-й группы, разминая комок хлеба. — Тебя всё равно никто не усыновит". Вечером в душевой она
Олег, переводчик с выцветшей татуировкой дракона на запястье, ждал Анну возле киоска с варениками на Привокзальной площади. Она опоздала на сорок минут, в руках — потрёпанный диктофон и папка с пометкой «Архив. Донбасс, 2014–2015». «Ты вообще спала эту ночь?» — спросил он, замечая синяки под её глазами. В ответ она сунула ему чек из аптеки: «Снотворное кончилось. Поедем в Краматорск — там старик
Лиза въезжает в прифронтовой городок на разбитой «Таврии», объезжая воронки от снарядов. Возле полуразрушенного магазина «Рассвет» ее останавливает патруль: солдат с облупленным термосом проверяет документы, спрашивает, зачем вернулась. «Брат здесь, Артем, 14 лет. В последнем звонке кричал, что спрячет щенка во дворе», — бормочет она, разминая в руках смятый снимок мальчика в школьной форме. На
Олена з дітьми, Андрієм і Марічкою, приїжджає до будинку батьків у селі під Львовом. Стара хата з тріснутим вікном, запах ліазу з подвір’я, бляшаний самовар у кутку — все, як за життя матері. Чоловік Олени, Микола, везе з міста картонні коробки: «Ти впевнена, що хочеш тут жити? Тут навіть туалет на дворі». Донька знаходить під ліжком щоденник з вицвілими квітами на обкладинці, а син розгортає
Оля, тридцятирічна копірайтерка з Києва, приїжджає автобусом у село Глушківка — забрати речі з хати, яку залишила їй тітка Марія. У дворі її зустрічає Тимоха, вівчарка з подертим вухом, що вперто лізе обніматися, наче знав, що Оля вже мріє про шенгенську візу. У кімнатах пахне сирим деревом, шпалери відліплюються від стін, а під дошкатою підлогою Оля знаходить конверт із грошима та запискою:
Марина выгружает чемодан с потёртыми наклейками «Киев-Львов» у дома с облупленными синими ставнями. Отец, Николай, встречает её молча, пальцы в краске от масляных холстов в мастерской. «Ты зачем вернулась? Тут тебе не галереи модные», — бросает он, разглядывая её розовые волосы. На рынке Оксана, в фартуке с пятнами от свёклы, шепчет за прилавком: «Твой Андрей теперь с Соней из шиномонтажа крутит.
Максим и Ира, студенты из Киева, нашли коробку с царскими монетами в гараже деда на Оболони. В комнате пахло ржавой трубой и жареным луком, а за окном гудел трамвай №18. «Тут полторы тысячи баксов минимум, — Максим стряхнул паутину с червонца 1909 года, — давай через OLX сольём». Ира щелкнула зажигалкой: «А если это ворованное?». Через три дня они тряслись в маршрутке до Троещины, где покупатель
Ирина заехала за Вадимом на вокзале в Мукачево — его пальто пахло дешевым коньяком, а в багажнике ржавой «Славуты» лежали сумки с инструментами для разбора чердака. В доме на улице Лесной, где пол в прихожей проваливался под ногами, она сразу полезла в шкаф с иконами: «Папа писал дневник. Ты же помнишь, как он прятал ключи?» Вадим достал из кармана гильзу с обрывками фотокарточек — детский сад
Оля, в розовой куртке с оторванным карманом, переехала из Коростеня в Киев после того, как мать продала корову. Поселилась в общаге на Лесном массиве, где по утрам соседки спорили из-за душа. Устроилась на Оболонский рынок — чистила селедку, прятала мелочь в жестяную банку из-под печенья. Настя, с фиолетовыми прядями в волосах, жила этажом выше, училась на журналиста. «Ты пахнешь, как мой дед
Надежда приезжает в село Глибче Дубенского района, бросив работу менеджера в Киеве. Встречает брата Валеру возле покосившегося забора — он в засаленных рабочих штанах, разгружает кирпичи с «Богдана». «Дом продавать будешь?» — хрипит он, закуривая. Сестра молчит, трогает рукой трещину на ставне, вспоминая, как мать красила её в синий цвет марганцовкой. В комнатах пахнет полынью и старыми одеялами.