Ларс Мальмквист, учитель математики в старшей школе на окраине Гётеборга, каждое утро протирал очки салфеткой, заляпанной чернилами от проверки тестов. Его кабинет №207 пах старыми учебниками и корицей из термоса, который ему каждое утро наполняла соседка Ингрид. На перемене ученица Лина, с выгоревшим розовым хвостиком, спросила, тыча пальцем в график: «Мистер, а если тут отрицательные числа, это
Лина, 19 лет, в синей куртке с выгоревшими рукавами, каждый вторник сидела в кафе на Дроттнинггатан, 53, переписывая тексты песен в тетрадь с наклейками группы *Kent*. В ушах — потрескивающие наушники, подарок младшей сестры. 4 октября она заметила Эмиля, 22 года, который две недели подряд заказывал эспрессо и рисовал каракули в блокноте с обложкой из фанеры. «Этот трек... он как будто про дождь
Лина, пятнадцать лет, рылась в старом маяке на окраине Грёндаля, когда нашла затертый дневник с инициалами «К.В.» — такими же, как на потёртом браслете её матери, исчезнувшей два года назад. В дневнике — схемы подземных тоннелей под городом и записи о «голосах», которые Керстин (так звали мать) слышала каждую полночь. Эрик, младший брат Лины, разбирал коробки с её вещами в гараже: «Тут фото с
Эмиль, менеджер IT-отдела в стокгольмской компании с панорамными окнами над Норрстрёмом, каждое утро покупает кофе в автомате на третьем этаже. «Снова сервера глючат?» — бросает коллега Юнас, пока Эмиль вводит пароль. Дома в Хаммарбю Лина, его жена, собирает рюкзак восьмилетней Майе: ланчбокс с бутербродами без глютена, ингалятор от астмы. В пятницу вечером Эмиль находит в почте уведомление о
Эрик, владелец полуразвалившейся лодочной мастерской в деревне Сöderö, каждое утро начинал с проверки протечек в старом сарае. Его дочь Анна, вернувшаяся из Стокгольма после увольнения, пыталась наладить сайт для аренды катеров, но интернет ловил только у пирса. «Тут даже рыбаки картами платят, — бросила она, тыкая в ноутбук. — Надо договориться с тем немцем, который прошлым летом фотографировал
Эйнар, исландец в потертом шерстяном свитере, находит в расщелине у Рейкьявика обломок камня с рунами. «*Девять миров связаны, но нити рвутся*», — бормочет он, поправляя очки. В Копенгагене Лив, студентка-антрополог, получает от бабушки старую карту с меткой на заброшенной церкви в Хельсингёре. «*Там, где волны бьют в гранит, ищи глаз ворона*», — шепчет старуха, заворачивая в платок кусок смолы с
Элин, 27 лет, с синим ирокезом и дыркой на джинсах, мотается между кафе «Корншаль» в Гамла Стане и подвальным клубом «Блекингер». В пятницу вечером она роняет стакан с глёгом на стойку, цепляясь рукавом за крюк для зонтов. «Ты ж знаешь, тут не любят политику», — бормочет Оскар, владелец заведения, вытирая столешницу тряпкой с запахом рыбы. Элин хрипит в ответ: «Твоя мама — политика», — и
Эльза, 16 лет, переехала в прибрежный городок Варберг из-за работы отца на рыбном заводе. Заметила в местной библиотеке листок с надписью «Встречаемся каждый вторник у старого маяка» и подколотым рисунком сломанного радиоприемника. Пришла туда через два дня, нашла Лину — рыжеволосую девушку в застиранном свитере, копающуюся в ящике с винтиками, и Маркуса, парня в очках с треснувшей оправой,
Лина зажигает сигарету у причала Фрихамнена, пока Эрик ковыряет отверткой в двигателе своего мопеда «Yamaha Chappy». «Опять масло подтекает», — бросает он, вытирая руки о рваные джинсы. Запах жженой резины смешивается с соленым ветром. Они ждут Майю, которая в это время выносит из круглосуточного ICA три банки энергетика и пачку вафль «Gottebitar». Маршрут сегодня — от Слюссена до Эссингеплана
Хильма копошится в углу мастерской, перебирая засохшие тюбики ультрамарина. За окном — Стокгольм, февраль 1903-го, снег прилипает к стёклам ателье на улице Васагатан. Элла, соседка-скульптор, стучит костяшками по раме: «Ты опять проспала лекцию Линдберга? Он грозился выгнать тебя за эскизы этих… спиралей». Хильма молчит, вытирает кисти об передник, запачканный охрой. В ящике комода — стопка писем
Элина, медсестра из поликлиники на улице Вестерлунггатан, каждый четверг забирает дочь Майю из садика возле станции Слюссен. В углу детской площадки она замечает Маркуса, отца-одиночку, который вечно роняет ключи от старой «Вольво» в лужи. «Опять забыл совок для песка?» — усмехается Элина, протягивая пластиковую лопатку с наклейкой единорога. Он молча кивает, поправляя потертый шарф дочери Лине.
Лина, 27 лет, вытирает стойку в кафе *Kopparhörnan* на улице Хорнсталльсгатан, когда замечает Эрика — инженера с завода в Седертелье, который каждое утро берет латте с двойной порцией сиропа. «Ты забыл мелочь в прошлый раз», — бросает она, подсовывая ему чек с кляксой от кофе. Через три дня в кассе не хватает 500 крон; владелица Маргарета тычет пальцем в распечатку камер наблюдения, где Лина