Игорь Семенов, слесарь с третьего цеха, в пятницу вечером прячет ключи от склада в карман рваной телогрейки. Его соседка Людмила, медсестра из поликлиники №17, застает его у лифта в хрущевке на Ленпроспекте: «Опять загуляешь? Мать ждет, холодильник пустой». В гостинице «Северная» Николай, водитель грузовика с арбузами, пытается уговорить администраторшу Зою открыть номер без паспорта — в кармане
В Йоханнесбурге, на улице с треснувшим асфальтом, Табо Мокгена, 17 лет, чинит велосипед, украденный у брата-алкоголика. Его сестра Линдиве, пряча под школьной юбкой листовки с призывами к забастовке, шепчет: «Папа опять продал радио. Теперь слушать новости нечем». За стеной, в комнате с обоями цвета ржавчины, их мать Нома перебирает фасоль, вспоминая, как вчера полиция разогнала демонстрацию у
Брюс Бэннер скрывается в подвале заброшенной заправки под Альбукерке, чинит старый холодильник. Его руки дрожат — вчерашний приступ в автомастерской оставил трещину на бетонном полу. «Ты снова близко, доктор», — шепчет он, натягивая растянутый свитер с пятном от кофе. По радио передают сводку о взрыве на военной базе «Пайн-Ридж»: генерал Росс требует «нейтрализовать угрозу» к рассвету. В кармане
Джейк Морроу, инженер-электронщик с татуировкой змеи на запястье, копался в разобранном спутниковом модуле в подвале лаборатории под Рено. Его напарница, Лина Шоу, в растянутом свитере и с сигаретой за ухом, расшифровывала сигналы с Луны на старой ЭЛТ-матрице. «Слушай, тут не просто помехи, — бросила она, тыкая в экран закопченным ногтем, — повторяются каждые 47 часов. Как биение сердца». Они
Андрей Новиков, бывший десантник, брал подряды на охрану — директор магазина Виктор Семеныч платил триста рублей за неделю. "Ты же знаешь, у меня Ленка на инсулине", — бормотал Андрей, закуривая «Беломор» у гаража. Клиенты попадались разные: кооператор с золотым «Зенитом», бабка, боявшаяся грабителей из-за нового ковра. В пятницу он заехал за продуктами — очередь за докторской тянулась
Луи разбирал хлам на чердаке дедового дома в Тулузе, когда наткнулся на свёрнутые в трубку письма 1943 года. Чернила выцвели, но подпись «Клод» повторялась в каждом. Внизу, на кухне, тётя Марго резала лук, приговаривая: «Не лезь в старые раны, мальчик. Мёртвые не любят, когда их тревожат». На следующий день в городской больнице медсестра Элен заметила синие прожилки на руках у пациента из палаты
Антон, водитель грузовика с хлебозавода, возвращается в квартиру на Проспекте Мира. Лида, его жена, библиотекарь с засохшим клеем на пальцах, отдирает старые обои с малиновым цветочным узором. «Слушай, давай махнем на дачу, — хрипит Антон, разминая плечо, — там банька, дрова… а то тут как в газовой камере». Она молчит, ковыряет шпателем трещину над плитой, где десятилетиями копился жир. В
Плюк с рыжими вихрами на голове носился по коридорам киностудии "Акме Лун", роняя листы с раскадровками. Его подруга Дот в клетчатом комбинезоне ковыряла замок склада отверткой: "Старик Сэм спрятал тут кинокамеру 30-х, без нее световые эффекты не собрать". За углом Гого в очках с треснувшей линзой торговался с таксой-лаборантом — менял мешок резиновых цыплят на бобину со
Лукреция сидит в покоях палаццо Святого Престола, перебирая письма с печатью отца — Родриго Борджиа. За окном слышен стук копыт: Чезаре, в черном плаще, возвращается с ночной вылазки. «Джованни Сфорца снова просит аудиенции», — бормотает она, пряча в резную шкатулку ключ от потайной комнаты, где хранятся флаконы с белым порошком. Служанка Джулия, поправляя серебряный поднос с гранатовым вином,
В припортовом районе Ленинграда, между обшарпанными хрущёвками и доками, жил Виктор "Клык" Морозов, бывший следователь, ставший подпольным ликвидатором. Его клиенты — цеховики с окраинных заводов, вроде Геннадия "Геныча" Волкова, чей цех штамповал контрафактные джинсы в подвале школы №37. В третьем эпизоде Виктор, заедая дешёвый хлебный квас валерьянкой, торгуется с барыгой
В лагере под Манассасом, рядовой Элай Уитмен ковырял жесткую солонину вилкой, бормоча соседу: «У матери моей куры лучше жрут». В Ричмонде Джефферсон Дэвис, поправляя смятый воротник, диктовал прокламацию о блокаде, пока за окном фабричные гудки сливались с криками разносчика газет: «Линкольн требует 75 тысяч добровольцев!» На станции в Чаттануге юная Клара Бартон, запах лекарств въевшийся в
В подвале особняка под Женевой, пахнущем медью и формалином, Виктор Франкенштейн подключает электроды к телу, сшитому из кусков кожи и мышц. Его ассистент Генри Клерваль, вытирая пот со лба, роняет склянку с желтой жидкостью: *«Если это сработает, церковь объявит нас еретиками»*. После удара тока существо с шрамом через лицо хрипит: *«Где… мать?»* и разбивает окно, сбегая в лес. Месяцы спустя в