Сын француза (1999)

Жан-Люк приехал в Марсель из Алжира в декабре, когда порт затягивало солёным туманом. Его отец, Пьер, держал винный магазин на rue Saint-Ferréol — крохотную лавку с дубовыми бочками и потёртыми этикетками «Шатонеф-дю-Пап». «Ты будешь торговать, а не философствовать», — бросал Пьер, разбирая посылку с бургундским. Жан-Люк, пахнущий дезодорантом «Brut», протирал пыль с бутылок 1987 года, ворча: «Здесь даже мухи скучают». По утрам он таскал ящики на рынок Капюцин, где торговки в фартуках кричали: «Миди! Устрицы с утра!» — а сосед-мясник подкалывал: «Сынок француза, а сам курчавый, как бербер».

Всё изменилось, когда Жан-Люк встретил Мари на набережной Корниш. Она чистила сетки рядом с лодкой отца, её пальцы пахли йодом и мидиями. «Твоя кровь — как вино: смесь терпкого и сладкого», — говорила она, поправляя шаль, выцветшую от солнца. Этьен, рыбак с татуировкой якоря на шее, плевал сквозь зубы: «Чужакам тут не место». После драки в баре «Le Panier», где Жан-Люк разбил бутылку об стойку («Марсель — мой город, понял?»), Пьер нашёл сына за штопаньем паруса. «Останешься?» — спросил он, разливая пастис. «Да», — ответил Жан-Люк, глядя на Мари, которая резала багет ножом с ржавым лезвием.