Пандемическая жажда (2022)

Лена Моррисон, эпидемиолог из чикагской клиники «Св. Луки», три дня не спала, сравнивая пробы слюны пациентов. Её брат Джейкоб в это время вез трейлер с бутилированной водой по шоссе 55, объезжая блокпосты. В аптеке на окраине Спрингфилда, где кондиционер сгорел еще в мае, фармацевт Марвин выменивал таблетки от давления на пакет льда. «Воды нет, но лёд растает», — бормотал он, вытирая шею грязным халатом. Лена, обнаружив аномалию в анализах медсестры Глории, сорвалась на крик: «Это не обезвоживание — их клетки *пожирают* жидкость!» В тот же вечер Джейкоб, спрятав в трейлере два ящика с украденным физиологическим раствором, спорил по телефону: «Да, босс, я забрал их со склада. Нет, не знаю, кто успеет умереть без них».

На заправке «Shell» под Фениксом, где окна забили фанерой, Лена наткнулась на Джейкоба, разгружающего ящики. «Ты везешь это в карантинную зону? Там дети, у которых моча чернее нефти!» — схватила его за рукав. Он вырвался: «А в клиниках твои коллеги продают физраствор под столом!» В это время 15-летняя Миа, пробираясь через свалку возле Тусона, выковыривала из ржавых труб зеленоватый осадок. Её бабушка, сидя в прицепе, кашляла: «Перестань, это грязь». «Нет, тут что-то растет», — упрямилась Миа, пряча пробирку в рюкзак. Через сутки Лена, изучая под микроскопом её образец, обнаружила споры, но заметила, что они погибли после контакта с ржавчиной. «Мы не можем использовать токсичный металл как лекарство», — сказала она ассистенту, глядя на фото умершего Джейкоба — его грузовик нашли пустым у дороги, без воды и тела.