В маленьком приморском городке Йеникёй, расположенном на берегу Турции, жизнь текла спокойно и размеренно, пока однажды не была нарушена трагическим событием. Американская писательница, известная своими захватывающими романами, нашедшая здесь свое вдохновение, внезапно исчезает. Сотрудники отеля, привыкшие к её пунктуальности, начинают волноваться и вызывают полицию. Когда детективы прибывают на
Эмир просыпается в пятиэтажке возле бухты Золотой Рог, пока с кухни доносится запах жасминового чая и приглушенный спор соседей о ремонте лифта. На столе — рассыпанные черепки от разбитой керамической тарелки с синими узорами, которую он пытался починить ночью. "Опять недосып..." — бормочет он, натягивая мятый свитер с выгоревшими пятнами краски. В мастерской Лейлы, заваленной эскизами
Эмир, 19 лет, с утра ковырялся в двигателе самодельной ракеты, собранной из старых автомобильных запчастей в гараже на окраине Стамбула. Его сестра Лейла, 17, ворчала, разливая чай в треснутые стаканы: «Опять весь пол в масле — отец придет, устроит скандал». Вместо ответа он бросил ей схему с расчётами, где между цифрами мелькали детские рисунки Луны. Их сосед Хакан, инженер-неудачник, принёс
Айла, пятнадцатилетняя школьница из пригорода Анкары, нашла на чердаке старого дома потрёпанный ковёр с вышитым орнаментом в виде полумесяца. Её младший брат Эмир, недовольно морщась от пыли, спросил: *«Зачем копаешься в хламе? Папа же запретил»*. В ответ Айла резко дёрнула край ткани — снизу выпал ключ с гравировкой *«Гёреме, 1943»*. На следующий день они тайком сели на автобус до Каппадокии,
Эмир копался в моторе «Тофаша» в гараже отца на окраине Кадыкёя. Грязные тряпки, запах бензина, радио хрипело про футбол. В дверях возникла Лейла в потёртой кожаной куртке: «Коробка с марками 67-го года – тут должна быть». Он вытер руки об штаны, полез на склад. Под ящиком с болтами нашёл жестяную шкатулку – внутри фото мужчины в военной форме на фоне полуразрушенного дома в Сафранболу. «Это мой
Эршан Кунери, лысеющий мужчина в очках с толстыми линзами, каждое утро заезжает в аутентичную *meyhane* в Бейоглу, заказывает сырный борек и крепкий чай. Его ассистентка Зейнеп, девушка с татуировкой дракона на запястье, постоянно напоминает о просроченных счетах за аренду склада в Каракее, где хранят коробки с плёнками. «Если не заплатим до пятницы, электрики вынесут камеры, — говорит она,
Селим, инженер из Бешикташа, вечно задерживается на работе из-за проекта с мостом через Босфор. Айше, устав провернуть тетради третьеклассников, ворчит, пока чистит баклажаны для *имэм байылды*: "Вчера Мави заходила — опять спрашивала, когда ты поменяешь розетку в ванной". Он, роняя ключи на стеклянный столик, парирует: "Скажи, что в субботу… нет, в воскресенье". Их соседка
Знаешь, иногда кино цепляет так, будто тебе в руки сунули чью-то пожелтевшую тетрадь из прошлого. Вот смотришь — а там история про мальчишку, которому пришлось в десять лет увидеть то, что и взрослому не пожелаешь. 1923 год, греки с турками, насильно гонят людей туда-сюда… А камера — будто его глазами: вот пыльные дороги, плачущие женщины, и всё это через призму детского «почему?». Режиссер,
Знаешь, иногда натыкаешься на фильм, который будто вырывает страницу из твоего собственного детства. Помню, как тогда, в конце нулевых, сидела с чашкой слишком сладкого чая перед экраном — и вдруг словно окунулась в те самые воскресные обеды у бабушки, где все кричат, смеются и одновременно друг друга перебивают. Эти герои... Боже, да они же как мои родственники! Тетя с вечными советами,