Игорь, пятнадцать лет, каждое утро режет угольник через пустырь мимо разрушенного ДК «Металлург». Отец, Сергей, в засаленной куртке с завода «Тяжмаш», вечно бубнит за завтраком: «Учись на токаря — голова целее будет». Мать, Ольга, в вязаной кофте с пропавшим рукавом, на рынке торгует пакетами семян. «Петрушка бракованная? Сами с огорода, дядь Саша, несите обратно, если взошла криво». Игорь в
Виктор, 22 года, приехал из Тамбова в Москву после того, как двоюродный брат пообещал устроить его на стройку. Поселился в общежитии на окраине — комната на пятерых, на столе засохшая каша в миске, из крана капает ржавая вода. Утром звонил матери: «Да, работа есть. Деньги скоро пришлю». Брат исчез на третий день, оставив контакты прораба в Измайлово. На стройке Виктор таскал плиты, слушал, как
Оля, в выцветшем фартуке с пятном от борща, протирала столик в киевском кафе «Верба», когда Катя заказала латте с корицей. У Кати на запястье браслет из проволоки, сама — в кожаной куртке с запахом краски на рукаве. «Ты же не хочешь тут киснуть всю жизнь?» — Катя протянула визитку с адресом мастерской на Подоле. Оля, пряча дрожь в пальцах, согласилась позировать для портрета. Через неделю они
Света, Катя и Таня — стюардессы «Аэрофлота» — готовятся к рейсу Москва–Сочи в шереметьевском ангаре. Света, затягивая молнию на форме, ворчит: «Опять запасное шасси заедает. Механик клялся, что чинил». Катя, крася губы перед зеркальцем в сумке, парирует: «Главное, чтобы кофеварка не сломалась. Иначе бортпроводник Петрович устроит истерику». Таня, проверяя аварийные выходы, натыкается на пассажира
Стас застрял в читальном зале библиотеки Бодлиан, переписывая конспекты зеленой ручкой. На столе — термос с холодным кофе, бутерброд с вчерашним тунцом. Джеймс, сосед по общежитию на Хай-стрит, швырнул ему пакет с мармеладными мишками: *«Третий день в пижаме? Преподы тебя впншнт, если не умрешь от недосыпа раньше»*. В 23:45 Стас обнаружил, что перепутал даты: экзамен по квантовой механике не в
Анна Семёнова, журналистка из газеты «Вечерняя Москва», случайно находит в старой квартире на Арбате закопченный дневник 1937 года. Страницы пахнут плесенью, на обложке — пятно от кофе, а подпись внутри: «Николай Власов, инженер треста “Мосгорстрой”». В метро, листая записи, она натыкается на фразу: «Тоннели под Третьяковкой не для поездов». Подруга Марина, парикмахер из Хамовников, смеётся:
Анна, бухгалтер из Питера, переехала с мужем Алексеем в старую квартиру на Васильевском после его повышения в банке. В первый же вечер, пока он разбирал коробки с галстуками и калькулятором, она услышала скрип из угловой комнаты. «Там щель в полу — ветер гуляет», — бросил Алексей, не отрываясь от отчётов. На третий день Анна нашла за шкафом с треснувшей дверцей потёртый дневник с надписью «Софья,
В Киеве электрик Антон, 32 года, в джинсах с потёртыми коленями, чинит проводку в хрущёвке на Лесном массиве. В Ростове-на-Дону Марина, медсестра из горбольницы №4, после ночной смены покупает чёрный хлеб и кефир в ларьке у трамвайных путей. Их пути пересекаются через ошибку в номере: Антон пишет «Свет есть?» вместо соседа, Марина отвечает «Вы ошиблись» с фото пустого холодильника. Переписка
Ольга, реставратор из киевского музея, нашла в старом альбоме конверт с письмами 1970-х. На обороте — пятно от варенья и адрес в Минске: ул. Козлова, 12. В тот же день Максим, инженер с завода «Горизонт», разбирал чердак после отца и наткнулся на коробку акварелей. На пачке с инструментами он написал ей: *«Там, где трещина на портрете девушки с собакой — это не повреждение. Автор так луну
Рафаэль, тюремный надзиратель с татуировкой *"Ordem e Progresso"* на шее, каждый вечер обходит камеры блока 7 в Сан-Паулу, где заключённые играют в самодельные карты из газет. Его фонарь выхватывает из темноты лицо Карлы — девушка царапает на стене календарь гвоздём, отсчитывая дни до суда. *"Перестань портить государственное имущество",* — бормочет он, забирая гвоздь. Она
В глухой деревне под Новосибирском, 16-летний Степан ковырял ржавым ножом засохшую смолу на сапоге, пока его сестра Лида развешивала на верёвке выцветшие рубахи. «Слыхал, опять эшелоны на запад идут? — бросила она, прищелкивая деревянными прищепками. — Как отец тогда». За холмами гудел состав — звук, знакомый с зимы 41-го. К вечеру в избу ввалились трое в обгоревших шинелях: капитан Гусев с
Артём, хозяин заведения в промзоне Екатеринбурга, протирал стойку тряпкой с запахом прокисшего пива. На кухне официантка Лена, в розовом фартуке с пятном от борща, пересчитывала сдачу из жестяной коробки: «Опять Сергей из «Уралпива» наценку влепил. Говорит, бензин подорожал». Артём хмыкнул, доставая из-под стола бутылку с самодельной наклейкой «Коньяк***» — третья звезда была перечёркнута ручкой.
