Саша, 12 лет, в рваных кедах топчет пыльную обочину возле села Подстепное — это под Херсоном, где Днепр широкий, но пахнет тиной. Отец погиб два года назад, когда шахта в Павлограде обрушилась; мать, Людмила, теперь мотается между аптекой, где раскладывает корвалол и йод, и огородом с покосившейся теплицей. «Ты ж знаешь, билети дорогі», — бросает она, счищая ножом нагар с сковородки, когда Саша в
Марина, живущая в пятиэтажке на окраине Подмосковья, нашла в кармане мужа чек из ювелирного магазина. Алексей, менеджер по продажам, клялся, что браслет — подарок для начальницы: «Она же нас продвигает, ты сама понимаешь». На кухне, разбив чашку с треснутым рисунком, Марина позвонила Ольге, соседке снизу: «У тебя муж после работы в гараже пропадает? Мой сегодня в пиджаке чужые волосы нашла —
Ольга приезжает в деревянный дом под Воронежем после смерти матери. На кухонном столе — конверт с надписью «Для дочки», внутри схема сада и список сортов роз. Брат Игорь, в засаленной куртке, стучит молотком по покосившемуся крыльцу: *«Крышу протекает, а ты про какие-то цветы»*. В сарае за ржавыми банками с вареньем Ольга находит мешок луковиц, перевязанный маминым шерстяным шарфом. Соседка тетя
Марк Кермод сидит в тесной монтажной студии Pinewood, листает потрепанные раскадровки к фильму *Чужой*. На экране — удаленная сцена с актрисой Вероникой Картрайт, которая изначально играла Ламберт. «Ридли хотел больше истерики, — говорит монтажер Джефф, щелкая мышкой, — но потом передумал и взял Сигурни». Марк перебивает: «Ты помнишь, как Вероника отреагировала?» За кадром смех: «Она вломилась в
Карлуш, 16-летний парень из фавелы Сантус-Думонт, каждое утро просыпался под грохот грузовиков, везущих металлолом на переплавку. Его младшая сестра Лия, у которой после паводка начались приступы кашля, показывала на ржавую воду в пластиковом ведре: *«Смотри, она желтая, как моя футболка. Это из-за труб, да?»* В старом ящике с инструментами умершего отца Карлуш нашёл потёртую схему — чертёж
В июне 1941-го рота финских солдат, включая пулеметчика Року, вечно недовольного механика Хиетанена и лейтенанта Лехто, двигается через Карельский перешеек. На привале у болота Хиетанен, разминая затекшие ноги, бросает в котел комок замерзшей каши: "Опять эта бурда — хоть гвозди им вари". Рока чистит затревший "Лахти", ворча на сырость, пробивающую сквозь шинель. Ночью, в
Анна, в синем халате с пятнами от свёклы, пересчитывала мелочь на кухне хрущёвки. Максим, воняющий соляркой, швырнул на стол потрёпанный кошелёк: «С завода везешься каждый день как на праздник. У Петровича и туфли новые, и духи». Она разбила чашку с облезлым «ХБ», когда потянулась за тряпкой: «Ты б лучше в рейсах меньше бухал – глядишь, на колесо хватило бы». За стеной соседка включила «Поле
Сергей выходит из автобуса на вокзале в Липках, спина ноет от долгой дороги. В руках потёртый чемодан с армейской формой и пачкой сухарей, которые дали на прощанье сослуживцы. Ольга ждёт у ларька с шаурмой, курит «Винстон», накинув на плечи старый свитер мужа. «Свет опять отключили, — говорит она, забирая чемодан. — На прошлой неделе Машка из ЖЭКа грозилась долги спилить». Идут мимо пятиэтажек,
Егор, пятнадцатилетний парень в рваном шарфе, каждое утро торопился в школу через станцию метро «Сокол», где замечал полупрозрачные фигуры у эскалаторов. Одноклассница Катя, ворча на его вечную рассеянность, тыкала ручкой в тетрадь: «Опять не выспался? Опять *эти* твои тени?» После уроков они с Диманом, соседом по дому с облупленными подъездами, лазили по заброшенному цеху за Третьим кольцом —
А-Ху, паренёк лет десяти, каждое утро проверял глиняные кувшины у порога хижины — надеялся, что за ночь скопилась хоть капля воды. Ветер гнал песок через щели в ставнях, оставляя жёлтую пыль на столе, где дед Лао чинил сломанный компас. «Легенды — не пустой звук, — хрипел старик, завязывая мешок с высохшим рисом. — Под дюнами течёт целое море, но дорогу укажет только тот, кто слышит шепот
Анна, учительница сольфеджио в музыкальной школе под Рязанью, каждое утро поправляла отклеивающиеся ноты на стенде в коридоре. В четверг, пока она чинила педаль расстроенного рояля в кабинете №3, за дверью замер инженер Сергей, присланный проверять вентиляцию. «Вы играли вчера вечером? — спросил он, держа в руке гаечный ключ. — Соседи жаловались на шум». Анна фыркнула: «Это был Рахманинов.
Сяо Линь, 12 лет, каждое утро пробирается в сарай за домом, где хранится потрёпанная тетрадь с рецептами её бабушки. На страницах, испачканных пятнами патоки, остались записи о пирожных с лепестками хризантемы — тех самых, что когда-то продавали на деревенском рынке. Отец, Цзян, чинит рыболовные сети на крыльце и ворчит: «Опять возишься с этой мукой? Лучше бы рис полола». Но девочка тайком
