Соломон Шульман, седой мужчина в очках с толстыми линзами, раскладывал потрепанные фолианты на полках своей лавки возле рыночной площади. На столе — разобранный будильник 30-х годов, масляные пятна на газете "Вечерние вести". В дверь ворвался Артур в модной ветровке, пахнущий городским парфюмом: "Контракт на квартиру подписан. Завтра грузчики приедут". Соломон протер тряпкой
Сесилия, парикмахер из Майами с чётким акцентом на кубинский сленг, чистит ножницы салфеткой, пока её дочь Мария, 17 лет, роется в коробке с париками. «Ты хочешь, чтобы я стала очередной куклой с нарисованной улыбкой?» — бросает Мария, примеряя корону из фольги. Сесилия морщится: «Лучше учись на врача. Красота — это работа для тех, у кого нет бумаг». Но вечером, за кухонным столом, заваленным
Лида, медсестра из Подольска, разбирая вещи в гараже после смерти отца, наткнулась на свёрток с выцветшими фотографиями и письмами на немецком. Соседка Марфа Ивановна, зашедшая за солью, тыкнула пальцем в снимок женщины в платье с кружевным воротником: «Это твоя прабабка, Клара. В 45-м её из Кёнигсберга привезли — шёпотом говорили, будто с офицером связила». В архивной справке, найденной под
Анна приезжает в Верхнеозёрск из Москвы, чтобы помочь отцу, Николаю, после инсульта. В доме с облупившейся зелёной краской она находит в комоде пачку писем 1992 года, адресованных «Коле» от Лидии. Николай, перебирая картошку в сетке, бросает: «Выброси — макулатура». Анна замечает дрожь в его руках, когда он говорит это. За окном соседка Мария Степановна кричит коту: «Васька, брысь!» — и стучит
Юи, 28 лет, уборщица в токийском книжном магазине «Котобуки», раз в неделю заходит в бар «Лунный кролик» за углом. Там бармен Кейта, 32 года, с шрамом над бровью от детской аварии, всегда подаёт ей кофе с каплей виски бесплатно. Они не говорят о работе: Юи скрывает, что подбирает оброненные покупателями чеки с номерами телефонов, а Кейта не признаётся, что коллекционирует билеты на поезда из
Камила, 24 года, протирает подоконник тряпкой, смоченной в хлорке. За окном — шум улицы Корриентес, но шторы заштопаны грубыми нитками. Луис, 17, в рваной футболке, ковыряет вилкой консервированные персики из банки. «Съешь нормально, а то опять живот заболит», — бросает Камила, не отрываясь от радио, где диктор бубнит о карантине. Мать умерла три месяца назад, оставив записку: «Не открывать окна,
Лиан, паренёк лет шестнадцати, жил в деревушке Хэйфэн, где каждый дом был обнесён глиняной стеной — защита от степных ветров. Его отец, Чен, мастерил керамические горшки, а огонь в печи разжигал только раз в месяц, бережно, как ритуал. «Следи за углями, а не за языками пламени», — ворчал он, когда Лиан пытался добавить хвороста в топку. Однажды парень, оставшись один в мастерской, не удержался —
В гараже на окраине Мехико Алехандро ковырялся в двигателе старого «шевроле», пока соседка Кармен не притащила коробку манго. «Держи, сорт *атаульфо* — перезрелые, задешево отдам», — бросила она, вытирая ладонью пот со лба. Он заметил царапину на ее предплечье — след от разбитой текилы недельной давности, когда ее брат Лукас полез в драку из-за карточного долга. Вечерами они прятались от влажной
Притхвирадж, парень из деревни под Гая, каждый день проезжает на стареньком Bajaj Chetak мимо рисовых полей, чтобы добраться до рынка. Там он разгружает мешки с луком, пока местный торговец Сурендра ворчит: «Опять опоздал? Завтра без зарплаты останешься». Вечером у чайной лавки Раджа-бхаи он спорит с друзьями: «Видел, как Викрамадитья новые налоги ввёл? Завтра же корову заберут за долги».
Данила, в рваной куртке с капюшоном, спотыкается о ржавую банку во дворе пятиэтажки. Света, поправляя синий шарф, тычет пальцем в треснувший кирпич с граффити «Здесь был Костян». «Чё, опять по трубам лазить будем?» — бормочет она, разглядывая ржавую дверь подвала. Внутри — стопки пожелтевших газет 90-х, разбитый телевизор «Рубин», а под ним — потёртый конверт с ключом и фоткой незнакомца в очках.
Джейкоб втиснулся под стол в углу заброшенного склада на окраине Ванкувера, пытаясь припаять микросхему к платке старого телевизора. Лиам, в засаленном комбинезоне, швырнул на пол сломанный паяльник: «Опять перегорел, черт! У тебя есть запасной?» За окном хлопья снега прилипали к ржавым трубам. Кайл, третий в их компании, рылся в ящике с деталями от разобранных магнитофонов, вытащил резистор с
В Таллинне, на улице Пикк, 16-летний Юри случайно натыкается на потёртый блокнот в лавке старьёвщика. На обложке — выцарапанные руны, внутри — схемы странного механизма. «Смотри, Кайя, тут про подземные тоннели под Ратушной площадью», — бормочет он, перелистывая страницы с пятнами чая. Подруга, закатывая глаза, тянет его за рукав куртки: «Опять твои бредни. У меня через час репетиция хора, а мама
