Арджун Сингх, бывший офицер колониальной полиции, ковыряет вилкой остывший пудинг в закусочной на Уайтчепел-роуд. Его окликает Лила Мукерджи — журналистка из *Бомбейского вестника*, чьи статьи об исчезновениях рабочих с доков пахнут типографской краской и имбирём. «Вы всё ещё ищете того грузчика? — бросает она, снимая мокрый плащ. — Его нашли в Темзе со связанными руками. В кармане — обрывок
Лайт Тёрнер, студент-юрист из Сиэтла, находит чёрную тетрадь с потрёпанными углами возле входа в метро «Пайонир-сквер». Вместо конспектов он начинает заполнять её именами: сперва — уличный грабитель, о котором пишут в местном блоге, потом — адвокат-коррупционер, чьё лицо мелькает в телерепортаже. Каждую запись сопровождает сухой комментарий: «Острая сердечная недостаточность. 2:15 PM». В кафе
В Манчестере, в сером здании с выцветшей вывеской MI5, капитан Лиам Картер листает досье на Анну Ридли — бывшую медсестру, замешанную в поставках медикаментов для подпольного клиники в Бирмингеме. Он щурится от света неоновой лампы, поправляет очки и звонит агенту Эмме Гровс: «Встречаемся у «Красного льва» в 18:00. Бери фотоаппарат и кофе покрепче». Эмма, закутанная в потрёпанный плащ, уже два
В центре — Кирилл Белов, журналист-разоблачитель из Екатеринбурга, и его бывшая однокурсница Лена Горячева, теперь следователь МВД. Они сталкиваются после гибели физика-ядерщика Артема Соколова: его Ford Focus врезался в столб на пустой трассе под Новосибирском. Кирилл, копая в архивах, находит фото разбитой машины — багажник забит папками с грифом «ОСОБАЯ ЗОНА-54». «Ты видела, чтобы в ДТП
Чхве Сун Иль, бывший учитель из провинции Чолла, перебирает рисовые зерна в амбаре за домом, пряча под половицей листовки с лозунгами. Его сестра Ми Ран, стирая окровавленную рубашку брата в корыте, шипит: *"Опять дрался у доков? Умрёшь раньше, чем японцев прогоним"*. По ночам Сун Иль встречается с рыбаком Тхэ Хёном в заброшенной чайной лавке — они сводят списки доносчиков, царапая
Кагами, сгорбившись над столом в кабинете на третьем этаже здания из желтого кирпича, тыкал карандашом в фотографию трупа. На груди женщины в парке Инокасира лежала ветка хиганбаны — лепестки алые, как запекшаяся кровь на её шее. "Цветы распустились на три дня раньше, чем в прошлом году", — бросил он Кисараги, которая разбирала в углу папки с делами 90-х. Та потянула сигарету, не
Цинь Мин склонился над телом крестьянина в полуразрушенном амбаре уезда Яньчжоу. Пальцы в льняных перчатках аккуратно приподняли обгоревший рукав — под кожей виднелись синеватые пятна. «Ли Вэй, — обернулся он к помощнику, — проверь колодец за храмом. Там должен быть кожаный мешок с медными монетами». Пока солдат тыкал шестом в мутную воду, Цинь Мин выцарапывал ножом кусок глины из-под ногтей
Ли Мин, часовщик из переулка за рынком «Цзиньцзян» в Шанхае, нашел в ящике с браком старые карманные часы с треснувшим циферблатом. Внутри, под слоем пыли, лежала записка на корейском: «Они саси чхотхае» и номер телефона. Когда он набрал его, услышал женский голос, прерывающийся от помех: «Кто это?». Соён, инженер из сеульской компании «Хансоль Тек», в тот момент калибровала датчики временных
Макото Наэги, прячась за полками с гниющими книгами в школьной библиотеке, услышал шаги. На потолке треснула люминесцентная лампа, отбрасывая мерцающие тени на облупившиеся стены. "Ты всё ещё веришь в свою *надежду*?" — голос Муннакаты, директора академии, прозвучал из-за двери. Кёко Киригири, разбирая провода в щите управления, бросила Наэги спальный мешок, пропитанный запахом гари:
Макото Наэги, в потёртой куртке с оторванным рукавом, пробирался через треснувшие коридоры академии. Рядом шагала Кёко Киригири — её перчатки запачканы сажей, взгляд прикован к следам взрывов на стенах. В спортзале, под разбитым баскетбольным кольцом, их ждал Сэнкэцу Муноката с окровавленным мечом. «Ты всё ещё веришь, что надежда сильнее пуль?» — хрипел он, указывая на рану на плече. Макото
Кейта, тату-мастер из задней комнаты салона в Синдзюку, находит в старом чемодане отца эскиз с драконом, обвитым кодомом. На обороте — адрес в Йокогаме и надпись «Акаи нива». За чашкой холодного чая с мятой он звонит сестре Миюки, но слышит только гудки. В мастерскую врывается мужчина в мокром плаще: «Они уже идут за тобой. Сожги рисунки». Через час Кейта стоит у ржавых ворот указанного адреса —
Суйри каждое утро развешивала горшки с геранью на решетках магазина *Ханакадзэ*, пока сосед-пекарь не кричал: «Опять твои капли стекают на мои круассаны!» В холодильнике за прилавком стояли букеты для заказчиков — хризантемы для мужчины в помятом костюме («Жена выгнала, но аллергия у неё на розы», — бурчал он, пересчитывая монеты) и анемоны для девчонки с синим зонтом, которая мчалась к автобусу,
