Эмиль, 22 года, таскает стальные балки на чикагском заводе «Грейсон-Сталь». Каждое утро он покупает черствый рогалик у уличного лоточника Сэма, который вечно шутит: «Тебе бы жену, а не металлолом жевать». В четверг, когда дождь залил фабричные дворы, Эмиль столкнулся с Кларой у овощного прилавка на 5-й авеню — она роняла мешок с яблоками, он подобрал самое зеленое, сказав: «Для пирога сгодится».
**Абзац 1:** Лиза, 34 года, каждое утро варит овсянку на кухне с облупившимися обоями в Брайтоне, пока Том, ее муж, листает газету с объявлениями о работе. Их дочь Эмили, 5 лет, раскладывает на полу ракушки, собранные у пирса. «Пап, смотри — эта похожа на твою шляпу!» — тычет пальцем в завиток. Том хмурится: «Лиз, в порту опять сокращения. Моррис сказал, грузовики теперь из Польши возят». Эмили
Юто, старшеклассник с вечно растрёпанным седым чубом, каждый вторник опаздывает на поезд до станции Сибуя. В одну из таких пробежек он врезается в Хину — девушку в коричневом пиджаке и с заколкой-кроликом на рукаве. Её папка с нотами рассыпается по мраморному полу. *«Извини, я… э-э… помогу собрать»,* — бормочет он, поднимая лист с аккордами для гитары. Хина замечает в его рюкзаке тетрадь с
Эвелин Картер, двадцатитрехлетняя официантка из чикагской закусочной *Мэйпл-Лантерн*, по вечерам меняла фартук на бисерное платье и пробиралась в клуб *Silver Candle*. Там, под звуки саксофона, она «случайно» проливала виски на костюмы банкиров вроде Гарольда Брикса — владельца фабрики перчаток. «Простите, мистер, я такая неуклюжая… Может, поможете добраться до уборной?» — прикусывала губу, пряча
Ли Чэн, затянутый в потрёпанную футболку с пятнами акрила, каждое утро протирал мольберт тряпкой, пока Сяо Мэй в углу аудитории настраивала гитарные струны. «Опять твои синие тени на портретах? — бросала она, закусывая палочкой с жареным бао. — Выглядит, будто они плачут нефтью». Он хмыкал, поправляя очки: «Лучше, чем твои розовые аккорды — как будто кота по клавишам гоняют». В мастерской на
В Лионе Лия, двадцать четыре года, замешивает тесто в пекарне на углу площади Терро. Ее телефон, покрытый мукой, звонит в шесть утра: это Амели из Марселя, медсестра, которая только закончила ночную смену. "Мои руки пахнут дрожжами, а не амбициями", — бормочет Лия, пытаясь открыть банку с абрикосовым джемом левой рукой. Амели смеется, зажигая сигарету у окна больничного коридора:
Лиам, 17 лет, подрабатывает разбором старых коробок в подвале антикварной лавки «Серебряная сова» в городке Блэкстоун. Между пыльными фарфоровыми куклами и потрескавшимися виниловыми пластинками он находит коробку с кассетами, подписанными «Эксперимент №12». В гараже, заваленном инструментами отца-механика, Лиам вставляет одну в дедовский магнитофон — из динамиков льётся мужской шёпот на смеси
В индустриальном районе Чикаго Клара, 19-летняя работница текстильной фабрики, находит в механизме старого ткацкого станка медный амулет с треснувшей гранатовой вставкой. Ее потрескавшиеся от масла пальцы дрожат, когда она прячет находку под платок, пока надсмотрщик Гас кричит: "Хей, мелкая! Ткань рвется из-за твоей зевоты!" Вечером, в комнатке над аптекой "Меркурий", амулет
Лейла, дочь рыбака Али, каждое утро завязывает выцветшую косынку перед выходом на пристань в квартале Кумукапы. Отец, кашляя в потрепанный платок, грузит сети в лодку *Сирена*: «Скумбрию вонючую продавай первой — под солнцем испортится». Девушка тащит корзины на базар, обходя лужи с рыбьей чешуей. Торговец Хасан, владелец соседней лавки, преграждает путь: «Твой старик долго не протянет. Продай
Лукас, 19 лет, втирал тряпкой потёки на стойке бара, пока Мариана, её рыжие кудри слиплись от лака для волос, спорила с диджеем: «Ты что, не слышал, как я просила убрать басы в третьем куплете?» На улице Сан-Паулу липкая жара спадала, но внутри «Кисс» кондиционер хрипел, выплёвывая тёплый воздух. Рафаэл, парень с татуировкой пираньи на шее, разгружал ящики пива у чёрного входа, крича Карол,
Эйнар, рыбак с потрескавшимися от соли пальцами, каждое утро выгружал ящики селедки на причале Копенгагена. Его жена Маргрете, в платье с выцветшими заплатками на локтях, таскала корзины с рыбой в лавку брата-алкоголика, Карстена, который ворчал: «Твой муж снова забыл про скидку для семьи?» По вечерам Эйнар задерживался в портовой таверне, споря с матросами о ценах на угорь, а Маргрете штопала
Эви Харт, корректорша в *Chicago Daily Tribune*, замечает повторяющиеся опечатки в некрологах — вместо букв цифры. «Слушай, Джек, — тыкает пальцем в газету коллеге-фотографу, — это не наборщик пьян. Тут координаты». Они пробираются ночью на заброшенный мукомольный завод у реки Чикаго, где находят ящик с женскими туфлями 23-го размера, все левые. В одной — свёрток с волосами пепельного цвета и
