Илья вернулся в Березовку после пяти лет тюрьмы. Отец, Николай, лежал в двухкомнатной хрущёвке с циррозом, на столе — пустые бутылки «Столичной» и банка мятных леденцов от перегара. «Чё смотришь? — хрипел отец, обводя пальцем потолок с трещинами. — Теперь ты тут хозяин». Илья устроился на чугунолитейный завод: ржавые перила цеха, ожог на предплечье от случайной искры. В пятницу к нему подошёл
Лера, пятнадцать лет, копалаcь в бабушкином чулане за банками с вишнёвым вареньем и наткнулась на потрёпанный дневник в кожаном переплёте. На первой странице — карандашный набросок карты: извилистая река Черничка, мельница с покосившимся колесом, кресты на холме. *«Ищи там, где корни ели обнимают камень-плачун»,* — прочла она под кляксой, похожей на крыло. Бабка Матрёна, разбирая пуговицы в
Лена въехала на ржавой «Тойоте» на парковку в три часа ночи. Фары выхватили из темноты вывеску с потухшей буквой «О», лужи на асфальте и мужчину в клетчатой рубашке, курившего у входа. «Ключи в конторе», — бросил он, не поднимая головы, когда она проходила мимо. Внутри пахло подгоревшим кофе и сыростью. На стойке валялись чек от заправки 1998 года, скрепка и ключ с синим брелоком — номер 12. «Там
Марк проснулся от щелчка в запястье — правая рука до локтя стала гибкой ветвью клёна, покрытой шершавой корой. Он уронил кофейную кружку с надписью *«Самый лучший папа»*, осколки разлетелись по линолеуму кухни. Спрятал руку под свитер с дыркой на локте, натянул кожаную перчатку, хоть пальцы и не гнулись. В библиотеке, где он сортировал потрёпанные томики Достоевского, Лена, коллега с татуировкой
Леонид оставил грузовик с прицепом на склоне у заправки «Северная», побежал в палатку за кофе. Через запотевшее стекло кассирша крикнула: «Эй, ваш УАЗик уезжает!» — он выронил стаканчик, сладкий напиток разлился по кроссовкам. Машина, не заглушенная, медленно поползла вдоль обочины, цепляя зеркалом за ограждение. Леонид, спотыкаясь о мокрый асфальт, махал руками водителю мусоровоза, который
Лера толкает ржавую калитку ногой — заросли крапивы глушат скрип. «Смотри, тут дверь приоткрыта», — шепчет она брату Никите, вытирая пот с виска. Внутри дачи пахнет мокрой штукатуркой и старыми газетами: на полу валяются консервные банки с выцветшими этикетками «Горошек», на подоконнике — пузырёк из-под валерьянки. Никита тычет палкой в занавеску с жёлтыми пятнами: «Боишься, да?» Из соседней
Артем вытирал руки об промасленную тряпку, глядя, как дождь стекает по мутному окну цеха. В кармане комбинезона жалобно шелестела квитанция за квартиру — просрочка уже два месяца. По дороге домой зашел в «Калинку», взял вчерашний хлеб со скидкой и банку тушенки. У подъезда столкнулся с Серегой, соседом из пятого этажа, который, щурясь от дыма дешевой сигареты, прошипел: «Слышь, мужики на разборке
Марина вытирала пот со лба, разбирая коробки в подвале их старого дома на улице Грушевой. Завалы пыльных банок с вареньем, сломанный утюг, фарфоровая лошадка с отбитым ухом — ничего ценного, пока под стопкой газет 1987 года не наткнулась на конверты с женским почерком. «Кому писали?» — спросила она Игоря, протягивая письмо, где упоминались свидания у вокзальных часов. Он отвернулся, поправляя
Артём Сазонов три года чинил «Волги» в полуразваленном сервисе под Копейском. В четверг утром, вытирая руки об промасленный комбинезон, он услышал, как хозяин гаража Сергей кричит в телефон: *«Следующую зарплату получишь, когда клиент за ту моторную яму заплатит!»*. Артём раздавил окурок о бетонный пол, достал из кармана смятый чек за долги за свет — 12 347 рублей — и потянулся к ключам от синей
Андрей Клюев, регистратор загса в райцентре под Тверью, каждое утро протирал пыль с таблички «Окно №3» тряпкой, пахнущей хлоркой. В десять утра пришла пара: парень в мятом пиджаке с ромашками из газеты, девушка щурилась на заляпанное мухой заявление — «Лен, у тебя в паспорте печать на странице прописки или нет?». За окном грузовик с брусчаткой глушил гудки, пока Андрей искал в ящике синюю ручку,
Егор чинил генератор в подсобке, когда услышал, как Лида разбила кружку в столовой. «Опять ледяшка с крыши упала», — прокричала она, собирая осколки в жестяное ведро. На кухне пахло горелым маслом от вчерашней рыбы, которую Артем пожарил, не вычистив сковороду. В журнале наблюдений за последнюю неделю остались пустые графы — никто не фиксировал температуру после того, как пропали сигналы со
Артём проснулся от запаха жареных блинов, пробивавшегося сквозь щель под дверью. Соседка Лида, как всегда, готовила в семь утра. Он налил кофе в треснутую кружку с надписью «Лучшему папе», которую подобрал на блошином рынке, когда услышал стук в стену — ритмичный, три паузы, два удара. Их общий код. «Опять пятница?» — крикнула Лида через дверь, голос приглушённый. Артём открыл мессенджер: пять
