Алиса, 22 года, разливает латте в кофейне на улице Куйбышева. После смены бежит в пятиэтажку 1963 года постройки — бабушка Нина ждет лекарств от астмы. В подвале, где пахнет грибком и старыми покрышками, она репетирует: прикрученное к трубе зеркало, потрескавшийся линолеум, из динамиков хрипит «Арлекино». «Опять на кроссовках грязь?» — хрипит Нина, разглядывая следы на пороге. Алиса прячет
Сергей Малышев, водитель «Яндекс.Такси» с шрамом через левую бровь, развозил клиентов по заснеженной Москве. В салоне пахло дешёвым освежителем и мокрым войлоком. Утром в машину сел мужчина в чёрном дублёнке, бросил на заднее сиденье кожаный кейс. «Через три часа откроешь, не раньше», — бросил он, расплачиваясь пятитысячной купюрой. Сергей допил холодный кофе из картонного стакана, наблюдая, как
В подмосковном поселке Барвиха, в бывшем советском санатории с облупившейся голубой краской на стенах, собрали десять человек. Светлана Петрова, 54 года, психолог в растянутом свитере, сразу выдала правила: «До пятницы никаких телефонов, сигарет и разговоров о прошлом. Кто нарушит — воняет посуду за всех». Марина, парикмахер из Уфы с розовыми корнями, в первый же вечер нашла запасную сигарету в
Лиза, в синем фартуке с пятном от варенья, разливает кофе в кафе на Невском. За стойкой — запах жженых зерен и приглушенный смех студентов. В дверях появляется Антон, в промокшей ветровке, капли дождя стекают по стеклам за его спиной. «Зонт забыла вчера», — бросает он, протягивая сложенный черный зонт. Лиза морщит лоб: «Я не брала…» — но замечает шрам на его запястье, похожий на старую царапину
Лида, библиотекарь из Твери, нашла потрёпанную карту в обложке книги «География СССР» 1972 года. В углу — пятно от вишнёвого компота, как в детстве у бабушки. Записка внутри на клеёнчатой бумаге: «Отметь крестом, но помни про обратный путь». Сергей, её сосед-сантехник, чинил прорвавшую трубу в её хрущёвке, когда она показала находку. «Ты же в Новосибирск собралась? Поставь точку здесь», — тыкнул
Кирилл, младший инженер из Нижнего Тагила, находит в вентиляции заброшенного завода ржавую металлическую сферу с насечками, похожими на крылья. Его соседка Ольга, ветеринар, замечает, что у бездомных кошек за неделю выпали клыки, а в их шерсти — чёрные пылинки, которые двигаются. «Ты вообще понял, что это не батарейка?» — тычет она в сферу отверткой, пока Кирилл разбирает корпус. Внутри — кладка
В гараже на окраине Костя ковырялся в двигателе «Жигулей», вытирая руки об рваную куртку. Через дорогу — библиотека, где Вера раскладывала потрёпанные томики Бродского, поправляя очки с толстыми линзами. Вечерами они сталкивались у киоска «У Галины»: она брала чай в термосе, он — чебурек с липким фаршем. «Опять твой Достоевский мокрый?» — хрипел Костя, показывая на потёкшую обложку. Вера в ответ
Иван Морозов, саксофонист из Питера, и Алина Горячева, юристка миграционного отдела «Сбербанка», подписывают договор на салфетке в «Шоколаднице» у Павелецкого вокзала. Он задолжал продюсеру за сломанный микшер, ей грозит депортация в Воронеж из-за просроченной аренды. «Два месяца притворяемся — и свободны», — Алина стучит ногтем по строчке про раздельные спальни. Иван доедает чизкейк, оставляя
В приморском городке под Хабаровском 17-летняя Полина находит под кроватью сестры Алёны потёртый блокнот с выжженными инициалами «А.К.». Внутри — записи о ночных вылазках на заброшенный рыбокомбинат, где Алёна встречалась с кем-то по имени «Ст.» и собирала в пробирки воду из треснувших труб. Последняя запись: *«Они видели, как я брала образцы. Если что-то случится — ищи в красной банке за
Лида, в синем платке с выцветшими узорами, протирала станок на металлургическом заводе, когда в кармане зажужжал телефон. «Артём звонит в третий раз», — пробормотала она, смахнув сажу со щеки. Вечером в его мастерской, пахнущей скипидаром и старыми газетами, он разложил билеты на поезд «Екатеринбург—Москва». «Ты же обещала», — сказал он, втирая в холст киноварь. На полу валялся гранат с трещиной
Антон, патологоанатом из Басманного морга, три ночи колдовал над формулами в подсобке. Запах формалина смешивался с дымом дешёвых сигарет «Петр I», на столе валялись распечатки статей про крионику с пометками красным маркером. «Сердце — это насос, мозг — проводка. Можно перезапустить», — бормотал он, вскрывая холодильник с телом отца. На шее покойного болтался медный ключ от дачи в Чехове — тот
Слава, бывший сварщик из Твери, снимал угол в полуподвале на окраине Москвы, где хранил пачку писем от сестры и промасленный ключ от старой «Лады». На авторынке «Садовод» он подрабатывал грузчиком, пока не столкнулся с Оксаной — рыжей девушкой в потёртой куртке, которая торговала поддельными духами «Шанель» из картонных коробок. «Ты ж как чурка — спину гнёшь за копейки, — усмехнулась она,