В цеху Уралмаша механик Иван Грошев, щурясь под коптилкой, нащупывает трещину в валу пресса. «До смены шесть часов, — бормочет он, вытирая ладони о промасленную робу, — а без этой железяки утром конвейер встанет». Его напарница, технолог Ольга Ветрова, в расстегнутой телогрейке роется в чертежах: «Слушай, у Степаныча на складе ржавый вал со списанного станка валяется. Выточим по образцу?» За
В Охотске, весной 1733 года, Витус Беринг курит трубку на причале, наблюдая, как плотники сбивают борта *Святого Петра*. Алексей Чириков, в выцветшем кафтане, тычет пальцем в карту: «Здесь пролив, капитан-командор, но льды встанут раньше, чем мы дойдём». Матросы таскают бочки с солониной, ворчат про «сухую треску до конца дней». В лагере за парусиновой палаткой геодезист Овцын чертит маршрут
Петя, Вова и Галя решают сплавиться по реке на самодельном плоту до соседнего посёлка — Галя уверена, что её пропавший дед, старый геолог, мог уйти туда на поиски артефактов. Вова, достав потрёпанную карту из полиэтиленового пакета, ворчит: «Тут даже пристань не отмечена… Может, зря полезли?» Петя, затягивая узлы на верёвках, парирует: «Дед тебя бы за такие слова урезонил. Помнишь, как он про
В заброшенном цеху ленинградского завода "Красный Октябрь" слесарь Виктор Семёнов, 34 года, в промасленной спецовке, спорит с наладчицей Татьяной Ильиной о бракованных деталях. "Опять люфт в шестернях, — стучит ключом по станку, — шеф опять сэкономил на стали". Татьяна, закуривая "Беломор", хрипло отвечает: "Не выёживайся, Витьк. Смену через три часа — аврал по
Козаченко, в потёртой гимнастёрке, шарит по подвалам за Сенном Рынке. Находит гильзы от «нагана» и обрывок газеты с заметкой о краже муки со склада. Рядом Громов, щурясь от дыма самокрутки, тычет пальцем в карту: «Вчера тут извозчика пристрелили. Говорят, Борзый Шурка крутился». В участке на Преображенской дежурный Семченко чистит картошку, ворчит: «Опять ваши бандиты мне ужин сорвали». Вечером
В хрущёвке на Ленинском проспекте, между этажами, десятиклассник Андрей Савин находит в мусоропроводе потёртый блокнот с формулами. Лида Морозова, его соседка, тычет пальцем в схему, напоминающую антенну: *«Это ж похоже на те передатчики, что у дяди Коли в мастерской… Ты слышал, вчера на стройке у метро трансформатор взорвался? Говорят, земля горела синим»*. Андрей замечает, что последняя запись
В деревне Глухово плотник Степан Кадкин чинил крыльцо Анне Петровне, пока та сушила на верёвке выцветшие занавески. «Степаныч, ты б радиоприёмник Егорыча глянул — опять «Калинку» играет, а новостей нет», — крикнула она, поправляя платок. Кадкин, забивая гвоздь ржавым молотком, буркнул: «Он у него с войны, Анна, там половина проводов на соплях». Из-за плетня высунулся сосед Мишка: «Мотор у
Вратарь Виктор Соколов, живущий в общежитии завода «Красный пролетарий», каждое утро бежит через промзону к ржавым воротам стадиона. Его друг, нападающий Алексей Громов, вечно опаздывает на тренировки — вчера снова засиделся в пивной «У Дяди Васи», где местные обсуждают матчи под треск радиоприемника. «Спишь как сурок, — бросает Виктор, зашнуровывая порванные бутсы проволокой. — Петрович грозился
Сергей Михеев, 24 года, слесарь с завода «Красный Октябрь», каждое утро пробирался через дворы-колодцы ленинградской коммуналки к Лиде Гуровой. Она, в растянутом свитере поверх халата мединститута, разогревала вчерашнюю картошку на плитке, пока её мать кашляла за тонкой перегородкой. «Поедем со мной на БАМ, — говорил он, разминая папиросу «Беломор», — там квартиры дают, не то что тут». Лида
Аня, девятилетняя девочка в клетчатом платье, каждое утро шла через сосновый бор к реке за водой. В один из дней она свернула с тропинки, заметив заросли брусники у гранитного валуна. Вместо ягод нашла полуразвалившуюся землянку с дверью из ржавой жести. Внутри, на груде старых газет «Правда», свернулся клубком дракон с вытертой чешуей на боку. «Ты жжешься, если чихнешь?» — спросила Аня,
Ленинград, зима 1941-го. Четырнадцатилетний Артём Соколов таскает ведро с водой из проруби на Неве, пока мать в коммунальной квартире клеит обои — вместо бумаги газеты с вырванными статьями о фронте. Его старый ревеньковский барабан, подарок отца-моряка, висит на гвозде рядом с шинелью. В кружке Дома пионеров учительница Маргарита Павловна, с обмороженными пальцами, заставляет играть марши: «Ты ж
Климко, девочка лет двенадцати, живет в сибирской деревне у реки Ангара. Каждое утро она помогает деду Ерофею колоть лед у колодца, пока тот ворчит: «Скоро весна, а мороз щиплет, как волк голодный». После школы она с подругой Таней пробирается через заснеженную тайгу к старой избушке, где прячут банку с вареньем из морошки. Однажды находят в сугробе раненого лисенка — Климко заворачивает его в