Рё Саэба ковырялся в бумагах на столе, заваленном пустыми банками из-под кофе *Georgia*. Его офис в токийском районе Синдзюку напоминал склад: в углу валялся проржавевший знак «ABC Detective», на мониторе 1983 года мигала таблица с долгами клиентов. Каори Макимура, в розовой кофте с заплаткой на локте, швырнула ему папку: «Опять забыл про встречу с клиентом в 4? Ты же знаешь, у Митико уроки
Комиссар Микеле Спада, в сером пиджаке с мятым воротником, шарит по карманам, ища сигареты. Его кабинет в участке на via della Lungara завален бумагами: отчеты о кражах велосипедов, жалобы на уличных торговцев. На столе — остывший эспрессо в крошечной чашке. "Ты опять пропустил собрание в прокуратуре", — бросает Антонио, его напарник, развалившись на стуле. Микеле игнорирует,
Марчелло, худой парень в заляпанном краской пиджаке, таскал мольберт через переулки Неаполя. Его мастерская — бывшая кладовка над пекарней, где пахло дрожжами и скипидаром. В кафе «Дель Арте» он врезался в Лидию: рыжие локоны, платье с выцветшими розами. «Ты же рисуешь богачей? — Она прикурила, не глядя. — Поможешь подделать пару документов. Половина денег твоя». В тот же вечер он копировал
Марчелло, архитектор из Милана, приезжает в полузаброшенную виллу XVII века под Сиеной, доставшуюся от дяди-антиквара. Пыль на мраморных ступенях, треснувшие фрески с ангелами, запах сырой штукатурки. В кабинете он находит пачку писем 1823 года, перевязанных жёлтой лентой. «Лоренцо, не возвращайся в восточное крыло после заката», — читает вслух, проводя пальцем по выцветшим чернилам. Эмили,
Джек Торн, ветеран с шрамом через левую бровь, каждое утро в 6:00 слышит гудок завода «Риверсайд» в Питтсбурге. Его дочь Сара прячет учебники по биологии под кроватью, когда он заходит в её комнату: «Опять ночная смена? Ты обещал помочь с проектом». Линда, жена Джека, оставляет на холодильнике счет за электричество с красной пометкой «СРОЧНО», пока он собирает обед — два бутерброда с ветчиной и
Гарфилд, растянувшись на заднем сиденье такси, ковырял лапой в пластиковой коробке с холодными блинчиками из аэропорта. Одди, в гавайской рубашке с оторванной пуговицей, тыкал пальцем в карту Лос-Анджелеса, расплывшуюся от пролитого апельсинового сока. «Ты уверен, что это не съедобный реквизит?» — Гарфилд потряс упаковкой, глядя, как Громко уткнулся мордой в запотевшее стекло. Водитель, пахнувший
В дождливом Брашове трое разношёрстных типажей — Андрей, вечно жмурящийся из-за сломанного носа, долговязый Влад с саблей в потёртых ножнах и Петре, крутящий в руках медяки на постоялом дворе — получили задание перехватить карету с секретными чертежами. Вместо ожидаемых документов в кованом сундуке оказалась перепуганная девчонка в бархатном платье — Ана, дочь трансильванского боярина, с обрывком
Марчелло и Карло Рива ссорятся в кабинете с дубовыми панелями из-за раздела текстильных фабрик. «Ты просадил половину состояния на скачках, а теперь лезешь в мой портфель?» — Марчелло бьет кулаком по счетам с красными цифрами. Лючия, их сестра, в саду с розами плетет сплетни с подругой Эмилией: «Служанка говорила, у отца в Турине внебрачный сын. Будет драка за наследство». Вечером за ужином при
Лайл Роджерс втирал виски в потертый гриф гитары, пока Чак Кларк пересчитывал мелочь из жестяной банки. «Тут на билет до Касабланки не хватит, даже если продать твой саксофон», — бормотал Чак, разглядывая треснувшее стекло в окне их бруклинской квартиры. Через три дня они все же сели на рейс EgyptAir с фальшивыми контрактами в карманах — менеджер клуба «Альгамбра» обещал «восточную экзотику», но
В студии с линолеумным полом и розовыми диванами Роджер Берретт в клетчатом пиджаке раздавал карточки участникам. Линда, медсестра из Бруклина, в тугой завивке, спросила Брэда, банкира с часами Rolex: *"Ты воняешь лосьоном – это чтобы скрыть, что куришь?"* За кулисами Шерил, студентка колледжа, роняла пудреницу, нервничая перед встречей с таксистом Майком, который упомянул в анкете
Марко, пятнадцатилетний парень с хронической близорукостью, переезжает с матерью-архитектором в старый квартал Генуи. Его новые очки — толстые линзы в позолоченной оправе 1920-х — достались от прадеда-оптика. В школе, за облупившейся партой, одноклассник в кожаной куртке усмехается: *«Слепой крот! Тебе бы фонарь на лоб привязать»*. По дороге домой, спотыкаясь о брусчатку, Марко замечает в
В дождливом Лондоне библиотекарша Лора Клейтон находит в архивах потёртый дневник 1920-х годов с пометкой *«Čuvaj se kotača»* на сербском. Записи прерываются на описании медного механизма с зубцами, напоминающими рёбра. «Ты в курсе, что отдел реставрации три года не открывал этот ящик?» — бросает коллега, указывая на коробку с ржавыми ключами и фото заброшенного элеватора под Белградом. Тем