Али, с запахом рыбы на потёртой куртке, торгуется с поставщиком на стамбульском рынке возле Галатского моста. "Три лиры за кило, иначе мои дети завтра без ужина", — бросает он, вытирая руки о фартук. Мехмет в мятом пиджаке наблюдает за ним из-за прилавка с дешёвыми часами, потом подходит: "Слушай, у меня есть схема — золото. Но нужен человек, который не блефует при виде
Эмир коптит моторы в душной мастерской возле рынка Капалы, за углом от мечети Сулеймание. По радио трещит футбольный матч, а он считает скудную выручку в ящике с ржавыми болтами. Сестра Лейла звонит с требованием: *«Маме нужны таблетки. У тебя хоть триста лир есть?»* Он молча вытирает руки об промасленный комбинезон, глядя на треснувший экран телефона. По вечерам Лейла подрабатывает в кафе на
Эмир замечает Айше в университетской библиотеке, когда та роется в архивах газет 90-х. «Ты тоже ищешь следы Дениза?» — спрашивает он, доставая из рюкзака потёртый блокнот с пометкой «Улица Истикляль, 24». Айше молчит, поправляет платок на волосах, затем протягивает ему фотографию: трое подростков у киоска с симитами, лицо одного зачёркнуто красным. Они договариваются встретиться у мечети
В стамбульском районе Фатих, 35-летний Али работает в пекарне, замешивая тесто по утрам. Его жена Эсра, пахнущая маслом жасмина, оставляет на кухонном столе записку: *"Сходи за смесью для Эмина. Не забудь пеленки — вчера опять кончились"*. Ребенок плачет за тонкой стеной, а соседка Хатидже стучит по батарее, крича через вентиляционную шахту: *"Ваш сын целый день орет! У меня
Эмир, комиссар с вечной пятидневной щетиной, рылся в архивах участка на улице Диван-Йолу, когда Зейнеп ворвалась с уликой — обрывком синей ткани из мусорного контейнера возле мечети Сулеймание. «Группа крови на рукаве совпадает с той, что нашли у Алише в гараже», — бросила она, перебивая гул кондиционера, который трещал с 90-х. Эмир смял пустой стакан от кофе, кивнул: «Проверь камеры у пристани в
Эмир, сын владельца текстильной фабрики в Стамбуле, заходит в крошечное кафе у Галатского моста, где Лейла, студентка-вечерница в поношенном фартуке, разливает турецкий кофе. Он просит «что-нибудь сладкое», но в витрине только пыльные пахлавы. «Утром пекли симиты — остался один», — говорит она, протягивая бублик с кунжутом. Он платит лирой с надорванным углом, замечает её потёртый блокнот с
Мехмет чинил старый «Фиат» в гараже на окраине Стамбула, когда Эмине принесла ему кофе в жестяной кружке. «Соседи опять спрашивают про аренду, — сказала она, поправляя платок на голове. — Если не отдадим долг Хасану к пятнице, он заберет станок». Дочь Лейла в это время гладила школьную форму брата Джема, пока тот прятал под кроватью разбитый телефон. «Мама узнает», — шепнула она, но Джем только
Эмир ковыряет трещину в глиняной крыше своего дома, пока ветер срывает лепестки жасмина с куста у порога. Внизу, на пыльной улице, Лейла развешивает на веревке постиранные фартуки, края которых выцвели от частой стирки. «Скворцы опять в старых гнездах крутятся», — бросает она, подбирая с земли упавшую деревянную прищепку. Эмир сплевывает известковую крошку с губ, поправляет потрескавшийся ремень
Эмир, с потрескавшимися костяшками пальцев, копался в ящиках старого комода в доме на окраине Кадыкёя. Нашел пачку писем 1983 года, перевязанных веревкой от мешков с мукой — отцовским почерком: *"Если умру, земля под гаражом твоя, но сёстры не должны знать"*. В углу валялся ржавый ключ от склада, который его брат Мехмет уже неделю требовал отдать. "Ты сгноил там отцовские станки, а
Эмир, парень с потертым рюкзаком и привычкой опаздывать, врезался в Лейлу на переполненном пароме через Босфор, рассыпав по полу её учебники. "Извинись хоть раз по-нормальному", — бросила она, собирая листы с мокрыми следами подошв, пока он молча подал ей синюю закладку с выцветшим логотипом библиотеки. Потом они случайно встретились в том самом книжном на улице Истикляль: он искал
Эйлюль, 19 лет, подрабатывает в кафе у пристани Кадыкёй, разливает густой турецкий кофе в потрескавшиеся фарфоровые чашки. Однажды, разбирая хлам на балконе бабушкиной квартиры в Ускюдаре, находит пачку писем 70-х, перевязанных шерстяной ниткой. «*Bu mektuplar... babamın değil mi?*» — спрашивает она у соседки Хале, которая, поправляя платок, бормочет: «*Senin annenle Nicosia’dan kaçtığında
Эмир, 19 лет, живет с младшей сестрой Лейлой в стамбульском районе Балат, где трещины на стенах домов заклеены газетами. Каждую пятницу он пробирается через толпу у мечети Сулеймание к заброшенному доковому ангару у Золотого Рога. Там, под потолком, затянутым паутиной, он дерётся в подпольных боях за пачки лир. «Два раунда — и хватит, — шепчет ему друг Джем, перевязывая сломанные костяшки. — Или