Лера, в пятничных джинсах с потёртыми коленями, рисует углём на стене подъезда девушку с лицом, как у соседки с третьего этажа. Стены здесь кривые, пахнет перекисью от недавней дезинфекции. "Опять пачкаешь!" — хрипит Мария Степановна, высовывая голову в коридор, в бигудях из советской газеты. Лера отряхивает пальцы о футболку: "Это временно. Завтра закрашу водоэмульсионкой, как
Лиза, в синей куртке с оторванным капюшоном, копается в архиве районной библиотеки, пока за окном дождь стучит по жестяной вывеске «Продаётся керосин». Она находит письмо 1974 года, засунутое между страницами атласа с водяными пятнами: *«Тоннель под элеватором — не для зерна»*. Рядом — детский рисунок, где палка-человечек бежит от красных кругов. В кафе «Рассвет» официантка Галя, жуя жвачку,
Синдзи просыпается в семь утра, пока Каору ещё ворочается под одеялом. Он надевает серый пиджак, покупает в автомате банку Black Boss, жуёт вчерашний рисовый шарик с лососем по дороге к станции Сибуя. Вечером находит её за ноутбуком у окна — экран светится в полутьме, крошки от крекеров на клавиатуре. «Кран опять подтекает», — бросает он, разглядывая ржавое пятно под раковиной. Она не отрывает
Армен, парень из горного села под Гюмри, приезжает в Ереван по настоянию отца — обсудить свадьбу с Ани, дочерью его давнего друга. Встреча в кафе «Арагиль» оборачивается конфузом: Армен, в потертой кожаной куртке, неловко роняет стакан с кофе, заливая Ани новое платье с цветочным принтом. «Ты вообще в городе хоть раз бывал?» — шипит она, вытирая пятно салфеткой. Девушка, работающая менеджером в
Цзыся снова бредет по пыльным улочкам Лояна, за спиной — потрепанный мешок с ритуальными свитками. В руке — поломанный веер с иероглифом «ветер», подарок умершего наставника. Встречает Цинь Шихуана у старого храма: император прячет лицо под медной маской, пальцы в синих прожилках сжимают глиняный горшок с червями-паразитами. «Почему не звал на помощь?» — Цзыся стучит веером по треснувшей колонне.
Гаяне, 34 года, каждое утро протирала пыль с полок в аптеке на проспекте Маштоца. Её клиентка, пожилая женщина в выцветшем платке, тыкала пальцем в витрину: *«Сосед говорит, эти таблетки дешевле в Нубарашене. Почему у вас как на золото?»* Гаяне молча поправляла бейдж с надписью «Гаяне Арутюнян» — краска слезла на букве «А». В это время её брат Армен, таксист, крутил руль у кинотеатра «Москва»,
Чусэнь, парень лет семнадцати, копался в огороде за хижиной, когда услышал крики из деревни. Его отец, Цзян Фэн, за час до этого бросил ему: *"Сначала репу собери, потом о предках рассуждать будешь"* — но теперь сам бежал к реке, сжимая в руках старую карту с отметкой храма в горах. Демоны с когтями, похожими на ржавые серпы, вылезли из тумана и подожгли амбар. Чусэнь, спотыкаясь о
Лайам Картер, 28-летний фотограф из Ванкувера, три месяца не брал в руки камеру после провальной выставки. Он снимал детские утренники и рекламу местного паба, чтобы оплачивать съёмную квартиру на улице Робсон, где по утрам соседи сверлили стену. Его агент Марта, затягивая сигарету в офисе с липким от кофе столом, бросила: «Твои фото — как обои в больнице. Даже кот Синди на них зевает». Лайам,
Сюй Сюй, молодой следователь с привычкой теребить манжеты рубашки, постоянно сталкивается с медлительной ассистенткой Сюй И Бай. Их офис в старом здании полицейского участка пахнет плесенью, а кондиционер гудит, как пчелиный рой. «Ты опять застряла в анализе вместо того, чтобы действовать?» — бросает он, разглядывая карту с отметками преступлений. Она, не отрываясь от микроскопа, отвечает: «Без
Акира, парень в потёртой кожаной куртке, находит в кармане старой джинсовки чёрную карту с изображением Джокера. На обороте — адрес подпольного клуба в районе Синдзюку. "Ты точно не перепутал с мусоркой?" — усмехается Юки, его одноклассница, когда он показывает ей карту за столиком в кафе *Raven's Nest*. Она ковыряет вилкой остатки омлета, а за окном моросит дождь. Ночью Акира
Нинни, рыжая десятиклассница с вечно мятым текстом песни в рюкзаке, пробирается через школьный коридор, задевая локтем стену с граффити Rydell High. В спортзале, где пахнет старыми матами, миссис Уотсон объявляет кастинг на «Летние грезы». Карла, дочь завхоза в блестящих лосинах, тут же выхватывает листок: «Сэнди — это про меня. У тебя даже косынки нужной нет», — бросает она Нинни, разминая голос
Оксана, 34 года, втиснула потрепанный чемодан с треснувшим уголком между коленями, пока электричка дергалась на подъезде к Киеву. Рядом Аня, восьмилетняя дочь, прижимала к груди плюшевого мишку с оторванным ухом — подарок отца, оставшегося в Луганске. На вокзале запахло жареными семечками, а громкоговоритель хрипел о задержке поезда №217. «Мама, мы теперь тут жить будем?» — спросила Аня, цепляясь