Знакомьтесь, Слик Новак — офицер с лицом, будто вырубленным изо льда, но с глазами, которые всё ещё верят в людей. Его командируют в Нью-Йорк — типа, собирать деньги для госпиталя моряков. Ну, вы понимаете: благотворительные речи, фальшивые улыбки светских львиц... И тут — бац! — она. Сюзан Грив. Поэтесса, которая разбрасывается словами как ножами, а смеётся так, будто ей плевать, что о ней
Знаешь, недавно пересматривал старый фильм про одну норвежскую семью — их история меня просто прибила к дивану. Представь: начало XX века, они собрали пожитки и рванули в неизвестность, как те первопроходцы из учебников, только вот ссоры, слёзы и смех — всё взаправду. То лихорадочно строят новую жизнь, то срываются в пропасть, будто их судьба — американские горки без страховки. До сих пор
Знаешь, как иногда жизнь выворачивается наизнанку за пару часов? Вот у этого парня — Джорджа — так и вышло. Еще вчера он был крутым редактором в криминальном отделе, строил планы на отпуск с семьей — море, смех детишек, все дела. Ан нет, решил перед вылетом «на пять минут» заскочить в офис… И попал в адскую ловушку. Теперь он, как загнанный зверь, мечется по этажам родной редакции. Сверху —
Представь — 1943 год, туманная Англия, а на аэродроме среди ворчания моторов кучка парней в кожаных куртках. Не какие-то супергерои, а обычные ребята, которые то смеются над глупыми шутками в казарме, то стискивают зубы перед вылетом. Ведь завтра кто-то из них, может, не вернётся — а они об этом даже не договариваются. Просто жмут друг другу плечо, закуривают, глядя в сырое небо… Страшно,
Представь себе Сицилию 1935-го. Жил-был Альдо Пишителло — тихий, скромняга, честный до мозга костей. Работал себе тихонечко в муниципалитете, бумажки перекладывал. Да только времена-то какие подошли — чтобы семью с голоду не пустить, пришлось вступить в фашистскую партию. Да-да, ты не ослышался, именно в ту самую! Ну знаешь, эти ребята в чёрном, с дубинками и громкими лозунгами. Вот и наш Альдо,
Представь: два приятеля вернулись домой после всей этой кровавой бойни, а война, кажется, так и не отпустила одного из них. Тот, вроде, физически тут — руки-ноги целы, — но внутри будто что-то переломилось. То он в ярости крушит всё вокруг, то замыкается, словно в скорлупе. Говорят, на фронте такое бывает — мол, «контузия души», но как это объяснить тому, кто не нюхал пороха? А второй-то, его
О, вот это история, знаешь! Представь себе: богатая дама, прикованная к креслу, вроде бы жизнь как под стеклянным колпаком — безопасно, скучновато. И тут бац — телефонный глюк. Трубка соскользнула с подушки, а в тишине особняка вдруг выхватывает обрывки чужого разговора. Типа: "Завтра в полдесятого... покончим с ней навсегда". Мурашки по коже, да? Сначала она думает — показалось. Ну
Знаешь, иногда кажется — вот у человека же всё: муж не последний человек, деньги шуршат, дети здоровые, светские рауты... А внутри — пустота, будто жизнь мимо проходит. Вот и наша героиня из той же оперы. Встречает на вокзале этого Вронского — ну красавчик, конечно, глазами стреляет, — и бац! Как гром среди ясного неба. Тут-то она и понимает: всю жизнь играла роль примерной матроны, а душа-то
Знакомьтесь с Йостой — парнем, который после долгих месяцев в открытом море наконец ступает на знакомые плиты гетеборгской набережной. 1948 год, разруха, но в воздухе витает что-то вроде надежды… или это просто запах солёного ветра? Он хочет начать всё заново, с нуля — ну, знаете, как часто мечтается после долгой путины. Но жизнь, как всегда, подкидывает сюрпризы. А вот и Берит. Девчонка с
Венская ночь хлестала дождем по стёклам, а Штефан Бранд, весь мокрый и нервный, вломился в свою холостяцкую квартиру. Руки дрожали — не от холода, а от той дурацкой дуэли на рассвете, от которой он сбегал, как трус. «Собирай чемодан и шасть из города, пока не поздно», — гнал он себя, швыряя в сумку рубашки и ноты с помятыми углами. Тут старый слуга Джон — весь в морщинах и тихой грусти — суёт ему
Знаешь, иногда натыкаешься на истории, которые будто цепляются за душу когтями. Вот, например, этот врач — Равик, беженец из Германии. Кочегарит в Париже, кое-как перебивается, а внутри... Ну, будто выжженное поле после пожара. Работает, пьёт, цепляется за мимолётные связи — знакомо, да? Как будто жизнь его окончательно выдохлась, превратилась в серую кашу из «пережить ещё один день». И тут —
Представляешь Сицилию середины 40-х? Море, вроде бы, должно кормить, а на деле — закупщики рыбы как пауки: сидят в своих конторах, цены гребут под себя. Рыбаки — в ловушке. Вот одна семья решила: хватит, будем сами продавать! А как? То сети рвутся в непогоду, то покупатели шарахаются — страшно против системы идти. И ведь не просто люди мешают, а будто сама жизнь ополчилась. Волны бьются о лодку,
